, и  именно их сторонники придерживаются рассмотренного варианта «русского мифа». Для них характерен тоталитаристский утопизм, представление, что можно силой заставить всех жить одинаково, причем группа людей (или даже один человек) может определять это за других. Представители подобного мировоззрения – люди с  достаточно высоким образовательным цензом (средняя школа, техникум, нередко технический вуз), у  которых старые советские взгляды сменила национальная идея в  ее радикально-патриотическом изводе, – полагают, что все социальные и  политические проблемы можно решить насилием. Они не против капитализма, но за «национальный» и  «социальный» его характер.

Появление и  усиление влияния подобного комплекса идей не удивительны. Определяющую роль в  настроениях современного российского общества и  особенно в  идеологических программах, предлагаемых интеллектуальной элитой, играет неотрадиционализм. Он, по формулировке Л.Д. Гудкова, «включает в  себя: 1) идею “возрождения” России (тоска по империи, мечтания о  прежней роли супердержавы в  мире), 2) антизападничество и  изоляционизм, а  соответственно – восстановление образа врага, 3) упрощение и  консервацию сниженных представлений о  человеке и  социальной действительности»66.

Языческий русский миф доводит перечисленные характеристики до предела. Ему присущи следующие черты:

– расизм (представление, что человечество испокон веков состоит из рас, навсегда определяющих физические и  духовные черты их представителей, их образ мысли, их ценности),

– представление, что история всегда являет собой арену борьбы рас и  народов и  что у  народа всегда есть враги,

– вера в  то, что славяне (=русские) принадлежат к  числу самых древних на Земле народов,

– идея, что в  древности славяне создали самое могущественное государство,

– представление, что культура славян повлияла на все другие,

– ориентация на язычество (иногда она выступает не вполне явно, а  иногда делается попытка совместить язычество с  христианством под маркой «русского православия»).

Именно в  молодежной среде находят для себя почву представления, выработанные столетие, а  то и  два назад в  рамках (хотя и  на границах) научной сферы, быстро извлеченные из научного контекста, гипостазированные и  использованные для чисто идеологических и политических целей.

Распространению этих взглядов способствовал идеологический «люфт» в  перестроечные годы, приведший не только к  падению жестко нормативных трактовок отечественного прошлого, но и  к  снижению авторитета исторической науки.

Сама историческая наука, в  свою очередь, впала в  эти годы в  жесточайший кризис, она находится сейчас в  состоянии разброда, потери ориентиров. Профессиональные стандарты утрачены, профессиональное общественное мнение в  среде ученых-историков отсутствует (его выразители – научные журналы – влачат жалкое существование, рецензируют мало, с  большим опозданием и  редко нелицеприятно), и  в  результате охарактеризованные в  статье книги оказываются на полках книжных магазинов и  библиотек рядом с  научными изданиями и  у  многих читателей вызывают такое же доверие.

В первой половине XIX в. история как наука только возникала, границы ее и  научные стандарты еще не установились, позднее, с  институционализацией исторической науки эта идея была вытеснена за ее пределы и  существовала в  рамках массовой художественной литературы, а  теперь историческая наука в  России вновь депрофессионализируется, границы опять стираются (напомним о  широчайшем распространении и  высокой популярности книг А.Т. Фоменко и  его последователей), и  эта идея (как и  многие другие) вновь входит в  круг исторического знания