В ту же минуту она бросила взгляд на соседний стол, и увиденное сильно разозлило ее.

– Чего это ты уши напрягла, как собака? – рявкнула она на Касю, отчего та мгновенно залилась румянцем. – Не с тобой разговаривают!

Кася пробормотала что‑то и отвернулась, но Данке было этого мало.

– Кася Монюшко дура. Кася тупая коза. Кася никчемная нищенка. Что хмуришься? Я же не тебе говорю. Нечего подслушивать!

Сгорбившись, Кася подхватила свой поднос и поспешила прочь, а Данка получила выговор и неделю «Тишины» и «Милосердия». Магда не произнесла ни слова.

В каждой истории важнее всего два элемента: это двери и ключи. Они могут принимать самые неожиданные формы, но сохраняют свою суть. Дрожь прошла по стенам особняка, когда мои принцессы нашли Дверь.

– Клара! Ты первая по математике, тебе и считать, – заявила Мария, приплясывая на месте. – Тогда никто не сможет сказать, что я врушка и все придумала!

Они стояли в тупике левого крыла на третьем этаже. Послеполуденное солнце уже не достигало окон этого коридора, и его свет казался холодным.

– Как пожелаешь, – с легкой усмешкой ответила Клара.

Данута, Юлия и Магда, сдавленно хихикая и хватая друг друга за руки, толкались у окна, будто стены уже могли их укусить. Клара сделала несколько шагов, пересчитывая балки.

– Посчитала? – переспросила Мария, дергая себя за обе косы. – А теперь внутри! В этом классе и в соседнем!

Когда Клара и Мария вышли из второй комнаты, Клара была серьезна как никогда.

– Ну, что там?

– Там тайник, – спокойно заявила Клара. – В целых две балки.

Тут остальные не выдержали и бросились проверять. И вскоре убедились в сказанном: первая классная комната была длиной в шесть отсеков, разделенных балками. Вторая меньше и использовалась для хранения сломанных стульев и другой ненужной мебели – девочки насчитали в ней только пять балок. А в коридоре их было тринадцать. И если глаза их не обманывали, то между классами было расстояние, скрытое ото всех.

– Это чулан с сокровищами, – пропищала Марыся. – Я чую сокровища!

– Или чей‑то иссохший труп! – сказала Данка страшным голосом.

– Или головы жен Синей Бороды, – заключила Юлия, задыхаясь от ужаса и восторга.

Они повизжали и принялись за поиски входа. Этот конец коридора редко использовался для занятий, а учениц в пансионе все еще было слишком мало, чтобы наполнить его от крыши до подвала назойливым присутствием. Провозившись несколько дней – девочки ответственно оставляли караул, чтобы никто не застукал их за поисками, – им удалось нащупать очертания чего‑то, напоминавшего дверь.

Косяк той двери был сровнен со стеной шпатлевкой, а сама дверь укутана несколькими слоями обоев – в ромб, в цветочных гирляндах, в полоску – и, наконец, выкрашена однотонной краской, навевавшей тоскливые мысли о больнице. Когда весь этот бумажный пирог начал сдаваться под натиском девичьих пальцев и отходить от стены, взглядам второгодок открылся уголок черного дерева.

Я помню, о, я помню тот миг! Будто воздух хлынул в грудь, до того стиснутую ледяной водой.

Они испугались. Уже тогда в их хорошенькие головки закралась мысль, что их захватывающее приключение может обернуться жуткой сказкой.

– Черная дверь, – взвизгнула Юлия. – Бежим!

И она побежала, только разнеслось по пустынным коридорам особняка ее возмутительно громкое топанье.

Остальные же застыли, будто завороженные. Им было страшно, но тот страх был сладким, темным и вязким, как гречишный мед. Они стояли, в изумлении разглядывая уголок двери, за которой, казалось, пряталась величайшая тайна жизни и смерти.

Дана первой решилась прикоснуться к ней снова. Она потянула на себя лоскут обоев, и он поддался, влекомый вниз собственной тяжестью, обсыпав смуглую руку девочки колючими хлопьями краски. Вот показались полированная рама и матовая филенка с налипшими лохмами густой паутины, а Данка будто впала в транс, она все тянула и тянула…