Особой темой дискуссий во время зимовки оставалась проблема питания в связи с опасностью цинги. Кук призывал обратить внимание на то, что белые люди страдают цингой, а эскимосы нет, связывая это с диетой, – и был, разумеется, прав. Пири же решительно отвергал идею употребления в пищу сырого мяса, считая это недопустимым для цивилизованного человека.

С середины февраля 1892 года начались первые маршрутные вылазки, в которых Кук принимал самое активное участие. Таких полевых рекогносцировок до выхода в основной маршрут было предпринято несколько. Они не только дали ценный экспедиционный опыт, но и позволили Пири убедиться, «что сломанная нога работала очень хорошо – хотя она затрудняла меня при прыжках, но не болела». Правда, американцы так и не овладели искусством сооружения иглу – эскимосских хижин из плотного ветрового снега. Однажды построенное наспех убежище не выдержало напора штормового ветра.

«Я с трудом освободился из засыпавшего нас сугроба, – описывал позднее Пири приключения незадачливой троицы, – завязал свой мешок и разбудил доктора Кука. Доктор также успел освободиться, но Аструп, лежавший с другой стороны, никак не мог выбраться из сугроба» (Пири, 1906, с. 218–219). Теперь спасение легкомысленных полярников, спавших в одном нижнем белье, зависело от того, насколько быстро они разыщут в накрывшем их снегу в абсолютной темноте свою верхнюю меховую одежду. В конце концов это им удалось.

По возвращении выяснилось, «что даже на расстоянии мили… дом более выделялся, чем в октябре. Очевидно, он был лишен снежного покрова. На полпути нас встретила миссис Пири и рассказала о страшной буре и потопе. В понедельник почти весь день ручьями лил дождь, смывший снег с крыши, разрушивший снежный вход (пристроенный в виде тамбура. – Авт.) и проникший через парусиновую крышу галереи коридора в дом. Двери и окна тряслись под напором ветра, но сам дом… выстоял… Для моих спутников это было серьезным и суровым введением в работу на ледниковом покрове и примером того, что они могут ожидать во время долгого путешествия» (Пири, 1906, с. 228–230).

Все последующее содержание книги Пири свидетельствует о редкой удаче, сопутствовавшей незадачливым путешественникам, поскольку они успели вернуться на зимовочную базу, воспользовавшись кратковременным перерывом в непогоде. «Это была бурная неделя. Дикий порыв фена[6], с его замечательно высокой для этой местности температурой, превратил атмосферу в шумную толчею свирепых ветров, которых не успокоил даже наступивший холод» (Пири, 1906, с. 239).

21 марта, накануне весеннего равноденствия, Пири в одиночестве испытал меховую одежду для дальнего маршрута. «На высоте 3825 футов… – написал он впоследствии, – я позавтракал, сидя на снегу спиною к ветру; была сильная метель, термометр показывал –32° по Фаренгейту (–36 °C), а я ел спокойно и без неудобств. Таково влияние оленьей одежды» (Пири, 1906, с. 245). Правда, судя по описанию, Пири имел дело не с метелью, а лишь с поземкой.

Прежде чем отправиться в этот дальний маршрут, Пири решил совместить приятное с полезным – одновременно с закупкой собак у эскимосов обследовать побережье залива Инглфилд, куда он и направился на собачьей упряжке в сопровождении супруги и эскимоса-каюра 18 апреля. Погода благоприятствовала им настолько, что они отдыхали в спальных мешках прямо на морском льду, не ставя палаток. 22 апреля Пири и его спутники вернулись в Редклиф-Хауз, покрыв за неделю 250 миль (почти 400 километров). Теперь «все было готово для длинного путешествия в неизвестное, ради которого все эти месяцы были наполнены работою; я был счастлив при мысли, что, наконец, мы были на пороге предприятия, приведшего нас на белый север» (Пири, 1906, с. 254), – описал свое настроение Пири накануне решающих событий экспедиции.