Картина маслом. Я разворачиваюсь, бегу. От рывка натянувшейся стропы громадное тело шлепается на спину. Яростный рев. Гастроном поднимается на ноги, захватывает стропу другой клешней, спокойно оттяпывает ее своим универсальным столовым прибором – и тяжелыми прыжками несется за мной.

Я, конечно, оптимист, но даже с моим настроем, знаете, в такой ситуации сразу становится понятно: мое пребывание на Венере не будет долгим.

Вдруг решетка распахивается – и на мостик, прямо за спиной у чудовища, выскакивают три человека.

С лицами такими, будто только сейчас сидели себе у камелька, пили чай, занимались вязанием – и вот тебе, надо вязание бросать.

И первый бросает. Бросает короткое тяжелое копье, которое преглубоко вонзается в спину моего преследователя. Тот орет и резко останавливается так, чтобы иметь обзор новых и, в отличие от меня, более опасных противников, а те не зевают. Чудесно так, не спеша подымают свое вязанье… И уже два новых копья вонзаются в грудь.

Испуская последний отчаянный рык, больше похожий на родовое заклятие, которое еще должно показать этим вязальщикам, что тот, кому надо, их отыщет и за порогом своей смерти, зверь-гастроном падает замертво.

Один из моих спасителей подобрался ко мне.

В полумраке, царившем в лесу, казалось, что он ничем не отличался от жителя Земли, такой же гостеприимный – острие его прямого меча было направлено на меня. Прямо в… В это самое место… Ну, словно я приземлился в дружественной Полинезии, где все без штанов. Или на Огненной Земле. Или в южнорусских областях во время жития там золотоносных скифов. И словно меня застукали за осквернением их лотков с мемориальным песком или воды в лимане.

За его спиной стояли еще двое мужчин с мечами наголо. Высокий – какой-то невозмутимый и самодостаточный, не человек вообще, а погребальная камера – заговорил со мной суровым повелительным тоном. Тон я понял. Суть разговора – нет. Энергично покачал головой, давая понять, что лингвистически ситуацией не владею, но зла не хотел, искал магистраль. Тогда он кольнул меня в живот острием меча. Мне не понравилось, ни одна магистраль того не стоила. Я громко ойкнул, потрогал живот и отступил. Он подошел и опять уколол меня, я вновь, выразив серьезное недовольство манерами и обхождением, отступил к мосту. Стоило мне достигнуть моста – вязание на моем животе прекратили.

А-а, так они просто хотели, чтобы я встал на их мост!

Так бы и сказали. По-английски… Ну да, все сразу стало понятно.

К нам подошли остальные, с гладкими и красивыми лицами, и принялись устало и равнодушно разглядывать меня, переговариваясь, – словно примеряли пятьдесят девятую пару перчаток в дорогом магазине и здорово утомились примеркой.

Теперь я смог разглядеть их получше. Они были одного со мной роста, и внешне их анатомия ничем не отличалась от человеческой, правда, они были красивее, суше, скульптурней. Это я понял сразу, так как они были почти раздеты до кожи, бывшей значительно темнее моей, назовем это более эстетично «до области бикини» – на крепких телах не было ничего, кроме набедренных повязок под поясами, к которым крепились ножны мечей.

То один, то другой обращались ко мне, но каждый раз я демонстрировал международную жестикуляцию – со вздыманием бровей, отмашкою возле ушей и губ, удивленным поднятием плеч. По-международному отвечал, что не понимаю их. То ли они были тупые, то ли народов тут, кроме них самих, не имелось, но наше опознавательное шоу «Расколи меня, если сможешь» затянулось. Наконец после долгих переговоров один из них вошел за решетку. Я заметил там освещенную комнату.