Вкус оливки под корнем языка, прощай. До чего же странным и удивительным был этот краткий миг.
Теперь мне уже не угрожала опасность зацепиться за ракету, а за что зацепится она, бедняжка, я знал преотлично. Рванул кольцо парашюта как раз в тот момент, когда входил в облака. Даже сквозь меховой костюм меня пробрал коготь холода. Было такое впечатление, будто в лицо выплеснули ковш ледяной воды. Только где-то далеко, как мне показалось, горел невообразимо огонь, занимающий столько места, что трудно представить. Костер ли, спиртовка ли на половину планеты – не знаю. Какой-то огонь в форме кольца. Да, хорошо там топили. В это время, к моему облегчению, парашют целиком раскрылся и падение замедлилось, я спокойно пошел в объятия планеты. Морально готовый.
«Первая брачная ночь, – подумал я вдруг почему-то. – Вот я и на Венере!»
Я падал, падал, падал. Трудно даже предположить, сколько длилось падение. Было очень сыро и темно, как при спуске в глубины океана, вот только давления не ощущалось и этот огонь внизу одним видом своим согревал. Как описать состояние в эти долгие минуты? Может быть, я слегка опьянел от кислорода, как знать. Меня охватило ликование и огромное желание узнать, что за открытия ждут меня внизу, в языках пламени, то алых, то рыжих, то желтых, как тигриный глаз, и все время, все время колеблющихся. Мерцавших. Передвигавшихся. Перспектива скорой гибели беспокоила меня меньше, чем раздумья о том, что же мне предстоит перед смертью увидеть. Скоро я окажусь на Венере – первый из землян, которому удастся ступить на эту туманную планету… Ступить. Хм. Скорее, расплющиться в хлябь.
И тут я оказался в пространстве, свободном от туч, но где-то внизу в темноте угадывался новый слой облаков оттенка лакрицы. Только подумал, а во рту уже привкус солодкового корня, не горечь, сладко. Жить. Я буду жить. И, как в насмешку, тут же вспомнилась распространенная теория о том, что Венера окутана двумя облачными слоями, один из которых плавит свинец, а другой – графит… Чем дальше я опускался, тем выше поднималась температура, хотя все еще было довольно-таки холодно.
Стало теплеть лишь тогда, когда я вошел во второй слой облачности. Неизвестно почему я вдруг рискнул отключить кислород и…
Мгновения не прошло, а я уже дышал носом. Выяснилось, что кислорода поступает вполне достаточно. Откуда вот только он взялся здесь? Для науки печальное откровение, для меня – лучше не бывает. Таким образом, еще одна астрономическая теория разлетелась вдребезги. Подобно маяку в кромешной тьме, во мне зажглась надежда. И главное, перестало печь и жечь. Никто больше не включал непра-правильный огонь, не ставил этот огромный горчичник…
Продолжая плавно опускаться, я вдруг заметил внизу то самое, рыжее, но уже блеклое, матовое, какое-то будто размазанное по воздуху свечение. Только уже не огонь, нет, не огонь. Что бы это было? Не знаю. Солнечный свет снизу исходить не мог, к тому же в этом полушарии сейчас была ночь. Естественно, у меня возникли самые необычные догадки. Может быть, это светилась сама раскаленная планета? Но тогда жар, исходящий от нее, давно бы уже меня испепелил. Нет, не то. Затем я решил, будто видел свет, отраженный от облаков, освещаемых Солнцем. Но тогда светились бы и облака надо мной, чего тоже не происходило.
У меня оставался единственный ответ. К нему и должен был прийти цивилизованный сын Земли. Будучи довольно образованным человеком, выходцем из мира с высокоразвитой наукой и техникой, лениво посещавшим занятия в школе и выбравшимся в вольный полет разума благодаря нескольким чудесным обстоятельствам, одним из которых была моя жажда все узнать самому, отказавшись от догм, я приписал источник этого свечения проявлениям деятельности высшего разума. Вот такой я был неисправимый идеалист.