Суши они достигли, когда солнце уже исчезло за морем, а желтоватое свечение сумерек окутало и его, и землю, на которую он со всеми остальными втащил плот. Втащил – и повалился, думая, что теперь пролежит так день и ночь, не в силах сдвинуться.

Но силы возвращались быстрее. Через некоторое время он почувствовал, что может выпрямиться, и тревожное любопытство вновь зажглось угольком где-то внутри. Последыш приподнялся, сел и начал осматриваться.

Оказалось (он понял это с удивлением и едва ли не разочарованием), что эта земля мало чем отличается от той, которую он знал всю жизнь. То же море, накатывавшееся на покрытый голышами берег, те же скалы, торчащие из прибоя, деревья в отдалении, очень похожие на деревья Земли.

Трое чужаков, вооружившись дротиками, двинулись вдоль берега, после того, как обменялись несколькими словами со Скелом. Другой, юноша примерно его лет, ухватив с собой остаток сухих ветвей с плота, взбежал вверх по каменистому мысу. Еще двое, найдя ровное место в нескольких десятках шагов от моря, начали копать яму, орудуя деревянной лопаткой и подобранными на берегу плоскими камнями.

Последыш долго наблюдал за их работой, не понимая её смысла, пока не увидел, как к вырытой яме подходит Скел. Он встал на колени, что-то зачерпнул ладонью и поднес ко рту.

Выпрямившись, он проговорил какое-то слово, и остальные тоже приблизились к яме один за другим. Их было пятеро – до десяти Последыш считал хорошо – и еще трое ушло вдоль берега вскоре после высадки. Он неуверенно подошел к ним, и увидел, что яма, глубиной в два локтя, наполовину полна водой. Мореходы один за другим касались её руками, стараясь набрать только с самого верха, и делали глоток. Но вот, когда Последыш уж ожидал своей очереди, один мужчина, долговязый, с всклокоченными короткими волосами, пригубил из ладони, выплюнул и покачал головой. Человек с деревянной лопаткой отошел в сторону на пару десятков шагов и снова начал копать. Юноша смотрел на них, чувствуя, как желание пить заполняем разум все больше, по мере того, как мышцы понемногу отпускало утомление.

Ему позволили сделать несколько глотков из второй ямы, которую вырыли недалеко от первой – оказывается, пригодная к питью, хоть и чуть солоноватая, вода была только на поверхности, ниже шла уже морская горечь.

Потом они играли со Скелом в знакомую игру – старший мореход называл слова на своем языке и заставлял его повторять. Окрик сверху прервал их.

Мужчина со шрамом, разводивший огонь, размахивал руками и кричал что-то Скелу, и Последыш увидел, как его собеседник выпрямился, острый и напряженный, и усмешка, похожая на оскал, чуть раздвинула его губы. Он обменялся с кричавшим какими-то словами, и тот бросился к огню, схватил округлый камень и начал забивать только разгоревшееся пламя. Потом повернулся и стал спускаться, а остальные столпились внизу, тихо переговариваясь друг с другом.

– Что случилось? – спрашивал себя Последыш, – кого они там увидели? Им страшно?

Но вскоре он понял, что страх – неправильное слово, чтобы описать состояние его товарищей поневоле. Вели они себя так, будто ими овладело какое-то лихорадочное возбуждение.

Один за другим люди из-за моря взбегали на плот и спускались с него, держа в руках топоры или дротики с тускло блестящими наконечниками. Оружие они складывали на берегу. Для его товарищей по плаванью, вода и еда, казалось, не имели такого уж большого значения – они выпили полученной из песка воды, зажевали кусками плохо пропеченной рыбы и сейчас тщательно расчищали площадку на берегу, оттаскивая с неё крупные камни и выкладывая вокруг. Словно и не было двух дней непрерывной гребли.