Добросовестно потоптавшись у монумента, сделав вид, что увлеченно разглядывает надпись на нем и орнамент, Мазур мало-помалу отбился от потока соотечественников и взял курс чуточку левее, так, чтобы он пролегал неподалеку от джипа. Разведчик из него был никудышный, но, с другой стороны, здесь требовалось не мастерство Штирлица, а обычная ловкость молодого мужика, с определенных пор умеющего якобы невзначай столкнуться с конкретной девушкой на улице, а там и заговорить.

Одним словом, он топал себе, не особенно пялясь по сторонам, всем видом показывая, что бредет скучающе, без ясной цели, – и очень быстро достиг своей цели. Был замечен.

– Сирил!

Вот теперь можно было совершенно непринужденно остановиться. Он подпустил радушия в улыбку:

– Здравствуйте, Мадлен!

И с самым живейшим интересом уставился на крыло джипа.

– Сирил, вы меня разочаровываете, – сказала француженка. – Мы с вами третий раз сталкиваемся, и каждый раз вы, виляя взглядом, таращитесь мимо меня на мою машину…

– Завидую, – сказал Мазур. – У нас таких нет.

– А как же «все советское – самое лучшее»?

Русского она не знала, но по-английски трещала не хуже Мазура, так что языкового барьера не возникало.

– А я и не говорю, что ваша машина лучше наших, – сказал Мазур с простецкой ухмылкой. – Я говорю, что у нас таких нет.

– А вы, оказывается, дипломат…

– Увы, – сказал он. – Я скучный ихтиолог. Совершенно неподходящий материал для интервью.

– Глупости, – энергично сказала Мадлен. – Хороший репортер должен сделать интервью из чего угодно.

– Тут нет ничего для меня обидного? «Из чего угодно» – это, знаете ли, может означать нечто вовсе уж непрезентабельное…

Оператор по имени Жиль лениво курил, совершенно не интересуясь разговором. Если он и был разведчиком, то – гениальным. Столь законченное равнодушие ко всему на свете, включая и Мазура, и свою начальницу, нужно уметь сыграть…

– Помилуйте, Сирил! Я только хотела сказать, что интервью можно сделать изо всего. Даже из вашей скучной ихтиологии. Особенно если учесть, что на этом острове не происходит ровным счетом ничего интересного. Вчера в полиции сообщили, что, по их данным, поблизости от Баэ вроде бы была замечена шхуна контрабандистов – и на эту голую косточку дружно кинулись все мои коллеги, включая меня… Наиболее циничные засняли парочку парусов на горизонте и отослали снимки в качестве иллюстрации подлинного судна контрабандистов. Увы, мне воспитание не позволяет прибегать к подобным финтам. Скука… Даже сепаратисты куда-то подевались. Они не пытались взять вас на абордаж?

– Мы их вообще не видели, – сказал Мазур чистую правду. – Пока неделю торчали в море, видели массу судов и суденышек, но не станешь же запрашивать у каждого, кто он такой. Пусть себе мимо плывут, так спокойнее…

– И никакого морского змея?

Мазур навострил было уши, но тут же сообразил, что она имела в виду, конечно же, не Колю Триколенко, а легендарное чудище из пучины.

– Увы… – пожал он плечами.

– Я же говорю, непроходимая скука… – грустно сказала Мадлен. – Ну хоть капельку интересного, умоляю!

– Увы, – повторил Мазур. – Я вам могу, конечно, рассказать, как мы пытаемся обнаружить скопления рыбы вдали от традиционной шельфовой зоны, над подводными хребтами…

– Сирил, бога ради! – Она в комическом ужасе зажала уши. – По-английски эта абракадабра звучит особенно угнетающе…

Поправив бутафорские очки, Мазур печально пожал плечами:

– Вот видите, ничем не могу быть вам полезным….

И этак бочком, с видом не желающего навязывать свое общество воспитанного человека, отодвинулся на шажок в сторону. И тут же остановился, услышав энергичное: