– Если не можете десять, то хотя бы шесть полос, – сказал он. – Я тогда еще одну статью вытащу.

– Боюсь, что ничего не получится, – ответил я. – Мы и так сократили слишком много.

– Давайте так, – предложил он в конце концов. – Если не сможете, ну, значит, ничего не поделаешь, что-то еще придется вынимать из номера. Но вы все-таки попробуйте, там очень много длиннот. Потом, в отдельном издании вы все восстановите, а сейчас я очень прошу вас пойти нам навстречу.

Какое-то странное было у меня состояние. Я чувствовал, что он, вполне возможно, действительно не понимает, что происходит. С моей точки зрения это было бандитское нападение. С его – убедительная и логично аргументированная просьба вполне доброжелательного ко мне, но попавшего в трудные обстоятельства человека. Он хотел как лучше. А я самолюбиво упрямился.

Я просто смертельно устал. Я чувствовал, что мне все равно. Жить не хотелось.

Договорились: еду на дачу и там, на природе, обдумываю все, что он сказал, и внимательно читаю верстку. Встречаемся в пятницу. А в понедельник они должны отослать все материалы в типографию.

«…Действие противозаконной системы развратило не только должностных лиц, в число которых следует включить и работников исполкомов и райкомов. Части населения все это достаточно хорошо известно, причем, чем менее развит человек, тем лучше он понимает, какую выгоду может принести ему самому в его личных целях действие этой системы. Ведь достаточно иной раз просто ПОЖАЛОВАТЬСЯ в психиатрические инстанции, и жертву тут же заберут.

Вот в этом Вы, пожалуй, можете усомниться. У меня, повторяю, нет времени описывать все подробно и рассматривать, как формировалась в течение этого времени психология массово искаженных ценностей. Приведу только главное.

«Мы сидели и пили чай, – рассказывала художник по шрифтам. – Я, мама, дочка и сестра. Звонок в дверь. Мы открываем. Входят трое в белых халатах. Говорят: у нас направление на госпитализацию, выданное районным диспансером… по просьбе родственников. Вы ошиблись этажом, говорю я. Нет, говорят, собирайтесь».

Ей сорок лет, год не работала, так как не могла найти работу – это главное основание для госпитализации. Недостаточно по теперешним временам раскована, не накрашена… Постепенно выясняю, что соседи по даче – ее однофамильцы и что у них давно уже существует спор из-за забора. Дальнейшее можно представить: эти однофамильцы, хорошо и совершенно точно зная механизм системы, пошли с паспортом в диспансер или нашли знакомство, написали заявление, и врач, не глядя подписал бумагу, равноценную ОРДЕРУ НА АРЕСТ в юридической системе.

«С первой страницы по четырехсотую» – так констатировала ее психическое «состояние» врач нашего отделения, имея в виду учебник психиатрии. «Паранойяльное состояние» – это было ее любимое определение, независимо от того, к кому оно относилось. «Я бы сейчас собачек лучше лечила, чем вас, но что теперь поделаешь,» – признавалась она мне потом. «А тебе зачем ЭТО НУЖНО?» – она имела в виду мои обращения в правовые органы, на что я ей ответила, что у всякого развитого человека есть ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА.

Она отклонилась, задумчиво на меня посмотрела и произнесла: «Поколю-ка я тебя галоперидолом…» Ту женщину она положила на инсулиновые шоки.

Вот так, Юрий Сергеевич, та отправная точка в человеческом сознании, на которую Вы так уповаете, является предметом НАКАЗАНИЯ и именуется ПАРАНОЙЯЛЬНЫМ СОСТОЯНИЕМ, возникающим в данном случае в результате неизбежного конфликта между притязаниями СУПЕРЭСТЕТИЧЕСКОЙ (запомните это!) личности и реалиями обыденной жизни.