Нормативы, которыми пользуются врачи-педиатры и сами родители, формируются на основании статистических данных, где условной нормой является тот диапазон значений, который встречается чаще всего. Так, современные нормативы «разрешают» ребенку начать ходить до полутора лет, а то и до 20 месяцев. Но даже в пределах этих референсов все больше детей приближается к границам нормы и патологии. Срединное значение – медиана – смещается также в сторону патологии, то есть задержки развития, при этом условно не выходя за пределы референса, а значит, не вызывая тревоги.

Каждый ребенок по отдельности, остающийся в пограничных условных нормативах, выглядит вроде бы здоровым, при оценке же популяционного тренда прослеживается негативная тенденция, которую мы ежедневно отмечаем на врачебном приеме.

Аналогичные закономерности прослеживаются и с психоречевым развитием. Дети в целом начинают позже говорить, у них чаще встречается синдром гиперактивности и дефицита внимания, который пытаются скорректировать методом педагогического и воспитательного воздействия. Однако появление психологов в штате каждой школы и повышение их востребованности также может указывать на изменение популяционного психоневрологического здоровья детей. Описанные изменения у конкретных детей нередко носят пограничный характер и пока не требуют медицинского вмешательства, однако, принимая во внимание параллельное нарастание тяжелой психоневрологической патологии, эти, казалось бы, некритичные изменения должны вызывать настороженность.

Сравнительное исследование силы кисти детей методом динамометрии в 1960, 1980 и 2010 годах обнаруживает значительный регресс физических способностей. У девочек 8 лет в 1960 году мышечная сила равнялась 10,4 кг (у мальчиков 12,8), а в 2000-е – уже 5,4 кг (у мальчиков 6,5). То есть снижение составило около 50 %.

У подростков 1960-х средняя сила кистей 31,4 кг (девочки) и 45,5 кг (юноши), в 2000-х годах эти показатели были 21,8 и 31,4 соответственно, то есть снижение на 25–30 %[1].

Очевидно, что в основе этих тенденций лежат изменения гормонального и метаболического статуса детей, который не зависит в данном случае от объема физических нагрузок.

Стоит отметить, что в промежуточной точке исследования – в 1980-е годы – описываемый тренд уже был заметен, но не был столь драматичен. И можно со всей уверенностью предположить, что следующее когортное исследование детей и подростков в 2030-х и 2050-х даст еще более ужасающие результаты, поскольку описанные выше изменения – закономерность, отражающая поколенческую дегенерацию функционального состояния здоровых детей, обследованных в режиме диспансерного осмотра.

Известно, что метаболическое и функциональное состояние организма во многом контролируется гормонами. Сравнительные исследования гормонального статуса здоровых мужчин показывают, что в начале 1980-х годов средний уровень тестостерона составлял 814 нг/дл, а в 2002 году – 536 нг/дл.

Поколенческое снижение гормонального статуса здоровых мужчин коррелирует со снижением эффективности сперматогенеза; так, в 1970 году средний показатель был 330 млн сперматозоидов в эякуляте, а в 2020 году – 120 млн.

Таким образом, если снижение будет продолжаться в наметившемся темпе, к 2030–2040 годам средняя концентрация будет приближаться к 40 млн/мл, что является критическим значением в плане развития мужского бесплодия. Это подтверждается резким нарастанием «мужского фактора» как причины бесплодия пары. Проведя параллель между уровнем тестостерона у мужчин и снижением физической силы у детей, не достигших фертильного возраста, можно предположить, что эти дети уже находятся в зоне риска.