– Эй, пацаны! – негромко окликнул нас мужской голос с другой стороны реки. – И как рыба, клюет?

– Неа, – быстро ответил Марчуков. – А вы кто?

Серебристо-зеленые кусты ивняка зашуршали, зашевелились, и на берегу показался невысокий мужичок, одетый как-то совершенно нелепо. Кирзовые сапоги, грязно-черные штаны, подпоясанные куском веревки. Синий ватник на голое тело. И кепка в стиле «первый парень на деревне». Разве что гвоздички не хватает.

– Да я из Муравок, пацаны, не ссыте, – мужичок уселся на корявый корень, торчащий прямо из песка и стянул один сапог. Размотал длинную грязную тряпку и опустил ногу в воду. Стянул второй сапог. – А вы что ли из Верхне-Павловки?

– Мы из пионер… – начал Марчуков, но икнул, споткнулся, откашлялся. И снова заговорил. – Оттуда, ага! Этой, как ее… Верхне-Павловки.

– То-то я смотрю, рыжий, у тебя лицо знакомое, – мужичок опустил в воду вторую ногу. – Ты что ли сын председателя сельсовета?

– Ага, – неуверенно сказал Марчуков и отполз на заднице подальше от воды. Мне мужичок как-то тоже не очень понравился. Руки у него тоже тряпками замотаны. Только пальцы открыты.

– А я тракторист, – сказал мужичок. – Мы с мужиками на охоту пошли, так я заблудился и только что вот вышел к знакомым местам. Это же Сошка?

– Чего? – спросил Марчуков. Он уже сидел рядом с кучей своей одежды.

– Речка, говорю, Сошка называется? – мужичок встал в воде и сделал несколько шагов вперед. Грязные штанины стали не только грязными, но и мокрыми. Я неспешно вышел на берег. Фиг его знает. Не могу назвать себя крупным специалистом по советским трактористам. Может они именно так и выглядят. Но на всякий случай хотелось держаться от этого типа подальше. Мало ли, вдруг у него ствол в кармане.

– Ага, Сошка, – механически ответил побледневший Марчуков. Он уже сгреб свою одежду рукой, наклонился к Мамонову и что-то прошептал ему на ухо.

– Это хорошечно… – мужичок сделал еще шаг вперед и принялся разматывать тряпки на руках. – А пожрать у вас ничего нету, а, пацаны? А то я три дня по лесу блукал, жрать хочется так, что слона бы сожрал.

– Нннет, – Марчуков встал. А я как раз вышел из реки и подошел к нему. – Кирка, у него глаза разные, ты видел? Один серый, другой коричневый.

– Ну и что? – обалдело прошептал я. Можно подумать, невинная гетерохромия – это самое подозрительное в этом мужике.

– Потом расскажу, надо сматываться…

– И вовсе я не выдумываю, мне двоюродная тетка рассказала! – возмутился Марчуков, когда дрищ в очках усомнился в правдивости истории Марчукова.

– Значит твоя тетка тоже все выдумала, – гнул свою линию очкастый. – Не бывает никаких ходячих мертвецов, это сказки все. Для детишек.

– А почему тогда у него глаза разные, ну вот сам скажи, почему, а?! – Марчуков забрался на спинку кровати и нахохлился. И сразу стал похож на сердитого воробья.

– Это и у обычных людей бывает, – неуверенно сказал дрищ.

– Называется «гетерохромия», – сказал я негромко.

– Кирюха, ты что, тоже мне не веришь? – Марчуков обиженно шмыгнул носом.

– Нет, почему же? – я пожал плечами. – История отличная…

– Да говорю же я вам… – Марчуков шумно выдохнул носом и отвернулся. Пробурчал. – Сами дураки, раз не верите…

Не знаю даже, на ходу он эту историю сочинил, или и правда есть какая-то байка про людей с разными глазами… Но в этот раз он еще больше обычного перескакивал с пятого на десятое. Если вкратце, то когда его тетка овдовела, то у нее появился ухажер. Заезжий какой-то. Понаезжал не то из города, не то из соседнего села, гостинцы возил и всячески подкатывал на предмет «взамуж». А она носом крутила, так себе был мужичок, соплей перешибить можно. Был нормальный до поры до времени. А потом вдруг у него один глаз стал серым, а второй остался карим. И с тех пор все пошло наперекосяк. Тетка была дамочкой видной, вокруг нее крутились всякие желающие если не повести ее под венец, то хотя бы в ее доме поселиться. А тут вдруг сначала один полез на крышу, упал и шею сломал, потом второго бык забодал насмерть. А потом третий сгинул где-то. И каждый за день до несчастного случая разговаривал с этим, с разными глазами.