– Нет. Просто хочу получить игру, за которой пришел. Вы грубо разговариваете со мной, принесите, пожалуйста, книгу жалоб и позовите менеджера.

Гуру смачно ругается матом и харкает в сторону.

Это уже не продавец-консультант. Это эталонное быдло.

Я смотрю ему в глаза, рука медленно достает коробку с игрой.

– Вот эта игра. Я сам нашел. Без вас. Ознакомьтесь, пожалуйста, с ассортиментом, что бы подобных случаев больше не происходило. Всего доброго! – я улыбаюсь, поворачиваюсь и бодрым шагом ухожу прочь. Сзади доносится бурчание и отборный мат.

Магазин. Обычный совковый магазин. Не гипермаркет вовсе.

SimplyYoung

Расположился я за столиком в конце зала, взяв кусок пиццы, апельсиновый сок и кукурузный салат. От безделья и скуки, взгляд невольно пускается бегать по заведению.

Сегодня в пиццерии самые разнообразные посетители: перекрашенные малолетки, стремящиеся казаться старше; толстая дама в компании пары круглых девчушек и худого, щупленького мужичка, бесконечно бегающего в туалет; два молодых парня, потягивающие кофе и подразумевающие всем своим видом насыщенный деловой день вкупе с респектабельностью – но респектабельностью не пахнет, а воняет дешевым одеколоном; прыщавые подростки, позиционирующие лишь девственность; здесь даже сухонькие бабульки, силком приведенные внуками, улепетывающие один за другим куски пиццы и запивая их газированными напитками.

Зал пиццерии солидный в размерах, просторный. Стены светлого древесного цвета украшены почти незаметными золотистыми узорами, напоминающие стразы. Посреди зала стоят круглые столики с разноцветными столешницами, подле снует персонал. При желании, здесь можно разместить роту солдат или играть мини-спектакли.

Распахивается дверь, и в пиццерию влетает девушка небольшого роста, в причудливой одежде, с яркой косметикой на лице. В девушке я узнаю Лену.

Завидев меня, Лена столбенеет, метая выпученными глазами в нерешительности, и делается похожей на страуса из пожелтевших американских мультиков – те забавно суют голову в песок, которого под ногами всегда не оказывается.

Наверняка думает: «Вот закрою глаза, постою так пару секунд, открою, и увижу, что его здесь нет, и никогда не было!»

Но я здесь. Тоненькие ножки в узких синих джинсах и розово-желтых кедах поджимаются; синие глаза среди блестящих железок, всаженных в лицо, хлопают; длиннющая челка, покрашенная в черный цвет, скукоживается от испуга. Лена прячется в фиолетовый шарфик, и тонет в нем.

Сложно сказать, кто она для меня. Лену я знаю два года. Она очень красивая и очень глупая. В последнее время занимается ерундой – пристрастилась к дибиловатому стилю жизни эмо, который нынче повелевает современной молодежью.

Поведение, одежда, общение, эмоции, музыка, принципы, идеалы, будущее – подчинено оному образу эмо-герлы или эмо-боя.

У меня эмо-стиль вызывает тошноту и ненависть. Не ново, не уникально. Эмо-стиль не создан, не придуман. Лишь позаимствован. Всплески истерик, бесконечные депрессии, апатия к окружающему миру.

Зараза идет от начала нулевых годов, хотя эмо-герлы и эмо-бои утверждают, что «культура» уходит в восьмидесятые. «И вообще, в ней больше смысла, чем кажется Вам, ОБЫЧНЫМ людям!» – любят вопить истинные тру-эмо.

Все – лож. Настоящих тру-эмо не существует, как и самой субкультуры. Есть название, есть атрибутика, есть стадо крашенных оленей. Все. Какая к черту субкультура?

С Леной я нынче не в лучших отношениях. Постоянные упреки о вреде эмовских увлечений и неодобрение ее нового образа жизни приводили только к ссорам. Доходило до крайностей.

Как-то раз я заявился в ее тусовку, изрядно подвыпивший. Голосом проповедника принялся читать лекции о вреде табака, алкоголя, наркотиков, беспорядочных половых контактах, рассказывал о развитии нервной системы у человека.