Максим вскинулся.

– А чему радоваться! Я тут в цеху батрачу, а вы тут прохлаждаетесь да чешете в жо… – Сигнал двухметрового погрузочного экзоскелета, снимавшего ящики с дымящегося баркаса неподалёку, заглушил его. Полицейский дрон высказал всё, что думал о браконьерстве, и, не зафиксировав нарушений, улетел к соседним докам.

Инициатива перешла к Старому. Он встал, вальяжно закурил самокрутку и подбоченился.

– Между прочим! Мы работали без перерывов! А занимаемся жратвой для всех, и для тебя в том числе, бубнила! В своё! Свободное! Время!

Оппонент скрестил руки на груди.

– Да этих рыб и жрать-то нельзя! Море загрязнено, сливают всякое фабричное дерьмо!

– Так, а чего ты жрёшь-то тогда, ёпта, рыб этих?! Если они отравленные! В три хари, между прочим!

Слон потерял интерес к спору – из-под его табурета, наевшись, облизываясь, вылезла рыжая кошка. Запрыгнула к нему на колени. Поигралась с его бирюзовой гавайской рубашкой с пальмами, напяленной нараспашку и колышимой прибрежным ветром. Он начал гладить животное своей правой рукой – протезу не доверял, слишком он был громоздкий из-за интегрированных устройств.

– Ещё и парилку свою достал! Химии тебе мало? Сдохнешь ведь ёпта, щегол пафосный! – Старый многозначительно выпустил облако дыма.

Дед гордо выдул колечки пара, но их тут же сдуло морским бризом. Закашлялся. Зло отхаркался.

– Ничего вы старпёры не понимаете, это технологии, мир не стоит на месте!

Старый лающе захохотал. И они принялись спорить о том, "чья отрава вреднее и кого раньше сгубит". Слон уже давно не лез в эти дебаты, ибо лекции о вреде курения они игнорировали, как и «пункт о запрете браконьерства путём ловли на драчку». Он любовался закатом. И морем. И кошкой, мурлыкающей на коленях.

За стратосферой виднелась строящаяся Лунная Станция. О ней также было много споров. Как и у обывателей, включая Деда и Старого, так и у величайших умов. Споры шли от того, где её всё же строить – в космосе, парящую точно спутник, или на Луне. Перерастёт ли станция в будущем в первый в мире орбитальный космодром. Какая корпорация её будет строить. Кто на ней будет работать. Вплоть до того, какое оборудование на ней будет, какая еда, и так далее. До фирмы поставляющей туалетную бумагу.

Через полчаса команда собралась на пирсе и ела под Арию. Маруся просила не торопиться, так как надеялась выехать в Старый Город без пробок, до сих пор устраиваемых демонстрантами из-за инцидента. О самом инциденте полемик было больше всего.

Старый и Дед, «решив прибарахлиться конфискатом со склада», восседали и явствовали в красном и синем спортивных костюмах. Временно разобравшись с инцидентом, они незамедлительно проехались по внешнему виду друг друга. Татьяна махнула на них рукой, забрала специи и пошла травить анекдоты с «кашеваром».

Антоха Толстяк на этой неделе вытащил жребий на готовку. Худой и высокий, он вытирал рыжие бороду и усы, и футболку, сообщавшую всем что «Цой теперь ещё живее», от пролитого томатного соуса. Раскланивался, получая комплименты для повара. "Так делов-то! Ты ж просто в мультиварку всего напихал и она сама всё сготовила! А когда человек готовит сам, вот что реально вкусно!" – начал было Дед, но тотчас узнал, что своё мнение он может засунуть куда подальше, и пункт назначения был отнюдь не мультиварка. Продемонстрировать же свои умения в кулинарии он отказался.

Слон наслаждался закатом и вспоминал свои дневные занятия, ставшие рутиной, но рутиной приятной. Погрузка, сбор, починка и ремонт всевозможного оборудования на продажу.

Переправка контрабанды – этим он особенно гордился, так как сам продумал схему. Облачённый в особый гидрокостюм он тащил по дну водонепроницаемые тюки под ремонтный ангар, в грот, оборудованный под тайный склад. Кое-что он потом крепил в ящички на дне баркаса. А судно, будучи на месте, сбрасывало их где надо. И никакая инспекция не страшна. Ему вспомнилось, как Тихоня назвала его гением, и сказала, что это его призвание, помогать народу. На что он поблагодарил её, но сообщил, что вредить тоже не хочет, поэтому требует, чтобы ничего опасного и плохого таким способом не перевозилось. "Засраный моралист" – такое словосочетание он услышал впервые.