– Растяпы, – пожурил он. – Смотрели на левый рукав, где карты прятал. А надо было правый карман изучать. Он туда украдкой руку совал, проверял на месте ли… Пистоль, нож или кастет, какая в сущности разница? Не дать этим воспользоваться – вот вопрос жизни и смерти.

Зрители мигом сбросили оцепенение. Люди здесь, – как на подбор, – тертые и злые. Терпеть обиду не станут. Тумаков навешают от души, а душа у русского человека широкая.

– Заметьте, сударик мой, кто сильнее пинает пойманного с поличным. Другие шулера. Видали? – старик вернулся к Мармеладову. – Толстый лупит наотмашь, Князек каблуком на руку наступил. Полицейский убийства не допустит, отгонит чуть погодя, а со сломанными пальцами Жилет вряд ли уже смухлюет. Постарались добры молодцы, хотя сами могут оказаться на его месте в любой миг. Но эти двое благоразумнее, глядишь, дольше продержатся.

– Вы по той же причине геройствовать начали? – уточнил сыщик. – Чтобы не выделяться?

– Нет, другой довод перевесил. За спасение репутации заведения, – а согласитесь, стрельба и драки отпугивают клиентов, – хозяин будет впредь брать с меня меньшую мзду.

– Неужели вы делитесь с…

– Именно, сударик мой. Из каких доходов, по-вашему, Еропкин платит квартальному и другим прилипалам?! Но вы не о том желали меня спросить.

– И то верно. Просветите меня, касательно игральных карт…

На следующее утро казенный экипаж заехал на Сивцев Вражек. Митя проживал в мезонине, он увидел коляску заранее, спустился вниз в халате и домашних туфлях на босу ногу.

– Ты не готов? Ехать пора!

Мармеладова переполнял азарт. Куда подевалось прежнее задумчиво-сонное настроение. Сыщик-любитель походил на пса, учуявшего дичь. Перебирал лапами, жадно вдыхал воздух и рвался с места, в погоню, пока следы не простыли. Это отличало его от полицейских и судебных служак. Те, скорее, напоминали цепных кобелей, злых, но ленивых. Такие готовы загрызть всякого, кто подойдет близко, причем не из интереса или заботы о хозяйском добре-покое, а за миску костей и мясных обрезков.

– Я, веришь ли, не выспался, – посетовал Митя.

– А я не удивлен. Благодарная фрейлина до рассвета угощала тебя… Шампанским?

– Чай пили. Да и ушел я чуть за полночь. Приличия, все-таки, – он улыбнулся, точно сытый кот, тайком отведавший сметаны. – Но из-за этой истории, веришь ли, кошмары снятся, до утра ворочался. Может, без меня управишься?

– Не ожидал увидеть гусара, сдающего позиции, – включил, включил Мармеладов едкую свою иронию, за которую многих подмывало его поколотить, да не отваживались. – Забыл девиз, завещанный Денисом Давыдовым: «Чтобы стены от „Ура!“ и тряслись, и трепетали»?

– Ну, право, братец…

– Ты мне очень нужен. Ради внушительности. Приедем к Долгоруковым, а там – сплошь придворный люд. Кто для них я? Козявка потешная. Ты же, как ни крути, власть. У тебя мундир! Фуражка! Позумент! Тебе они захотят раскрыть душу, поделиться сокровенными мыслями.

– Так прямо и захотят…

– Все взгляды прилипнут к твоим золотым пуговицам! На меня никто не посмотрит, смогу незаметно наблюдать. Это полезно для дела. Не Хлопова же с собой брать! Собирайся, прокатимся с ветерком. Кони у судейских резвые!

И вправду, серые рысаки такую скорость взяли, что Митя вцепился в фуражку двумя руками, не улетела бы на повороте. Экипаж остановился у Провиантских складов.

– Прочь, алырницы34, – кучер поднял кнут, чтобы отогнать набежавших цыганок, но Мармеладов успел его остановить.

Пожилая, скособоченная, но с пронзительно-ясным взглядом, гадалка схватила почтмейстера за руку – не вырвешься, – и затянула:

– Знаю про тебя правду. Вижу скорую печаль и беду, встречу нежданную с человеком из прошлого. Ай, счастье тоже вижу. Позолоти руку, сокол ясный, ничего не скрою…