«Придумай что-нибудь, придумай что-нибудь!..» – истерично заклинала в тон всей этой пугательной вакханалии их главная поп-дива.

Но почему-то ничего ни у кого не придумывалось, хотя оракулов, астрологов, колдунов, прорицателей, записных спасителей отечества расплодилось несть числа.

Как-тозабрел Перевалов на встречу с кандидатом в депутаты по их округу. Им, к великому удивлению Николая Федоровича, оказался его бывший парторг. Из КБ он давно ушел, отчалил в неизвестном направлении, и вот неожиданно выплыл – теперь уже в качестве претендента на депутатский мандат.

На собрании парторг-кандидат пространно распространялся о том, что надо не щадя живота двигать реформы, бороться за панацею-рынок, что некогда общее-ничье сегодня, слава Богу, индивидуальное-свое и теперь все они – хозяйчики и кузнечики своего счастья, что надо вперед и выше, а заграница нам обязательно поможет…

Перевалов слушал его с тоской и стыдом. И не оттого лишь, что парторг-кандидат пережевывал обрыдлую политическую жвачку. Он и раньше-то откровенным начетчиком был. Куда больше угнетало Перевалова его хамелеонство. Всего несколько лет назад доблестный парторг, вдохновенно пламенея партийным кумачом, призывал к заоблачным вершинам равенства и братства. А теперь…

Впрочем, парторг и сегодня твердо знал, что ему лично будет очень даже неплохо, нисколько, по крайней мере, не хуже, чем вчера. Надо лишь вовремя усвоить новые правила игры. А их он, не сомневался Перевалов, слушая парторга, успел усвоить.

А ведь когда-то они были членами одной партии. Правда, в отличие от парторга, Перевалов никогда не рядился в тогу правоверного партийца. Он и в партию-то попал, можно сказать, случайно. Точнее даже – по расчету. Появилась однажды в КБ вакансия главного инженера проектов. Начальник отдела порекомендовал Перевалова. Руководство не возражало. Одна загвоздка: на должности такого уровня необходимо иметь партбилет. Хорошего специалиста Перевалова на менее ценного, но партийного, руководство менять не захотело, а потому предложило Николаю Федоровичу самому вступить в партию.

По натуре Перевалов человеком был необщественным и даже где-то аполитичным, потому и на сей раз горячего желания не изъявил. Но, во-первых, вакансии ГИПов появлялись не каждый день и когда еще такой случай представится, а во-вторых, у него совсем недавно родился второй ребенок, а пополнение требовало увеличения семейного бюджета. Новая должность делало прибавление в зарплате весьма существенным. Взвесив все «за» и «против» и выслушав семейного комиссара – собственную жену, категорически ратовавшую за вступление ради такого дела в партию, Перевалов решился.

Вступал он с надеждой: стерпится – слюбится. В любовь не переросло, но стерпелось. И жил он с ней, с партией, как и с женой, честно и добропорядочно, хоть и по изначальному расчету: аккуратно платил взносы, ходил на собрания, политучебу, выполнял поручения… Было в его партийной жизни всякое. Кое-что никак принять не мог, но терпел, скрипя зубами. Однако и светлое было, хорошее. А главное в этом альянсе было то, что он знал и чувствовал, что партия, при всех ее заморочках и скверном диктаторском характере, в нем нуждалась, что с ее помощью ему удавалось хорошо делать то, что он мог и умел. И знал, что делал он это не впустую.

Когда ее лишили руководящей роли и дали отставку, Перевалов обрадовался, что снова свободен. Но бросать камни вслед – демонстративно, как некоторые, устраивать сожжение партбилетов, обзывать ее фашисткой и супостаткой, расписывать журналистам, как партия его гнобила, да и вообще поливать грязью бывшую сожительницу, – не стал. Хотя мог бы и он что-нибудь вспомнить не совсем приятное. Но зачем, если не по совести, не по чести это? А партбилет так и остался валяться в ящике его письменного стола. Теперь уже как реликвия, наверное…