– Как ты, наверно уже заметил, стены-перегородки между цехами, высотою не более десяти шагов, поэтому свет попадает к нам через вон те окна под потолком, – указала она на единственный естественный источник света во всем здании – небольшие окна почти на уровне крыши. – А как начинает темнеть, мы зажигаем свечи.

– Свечи?! И что помогает?

– Смеешься?! В пасмурную погоду и под вечер, все мы здесь работаем, как слепые мыши на ощупь!

– Да-а-а, так и зрение можно посадить, – тяжко вздохнул мышонок, припомнив, что у мамы всегда болели глаза после работы.

– А ты думаешь, почему все здешние работники одна молодежь!? Да пару ветеранов-мастеров.

– Понятно, – кивнул Пик и умолк, снова погрузившись в свои печальные думы.


Больше всего его тронуло то, что он оказался на самой нише трудовой цепочке, в то время как учителя, смотря на его успехи, вселяли в него большие надежды. Но Реальность оказалась куда более суровой и жесткой, чем он себе представлял.


Полностью погрузившись в работу, паренек и не заметил, как стрелки часов, что висели на стене в цеху, перебежали к полудню, и всю типографию огласил громогласный треск звонка.

– Что это!? – вздрогнул Пик, слишком глубоко уйдя в себя.

– Сигнал к перерыву. Официально он у нас полчаса, но каждый начальник цеха сам устраивает лимит.

– И сколько у меня времени, чтобы отдохнуть?

– Столько, сколько тебе нужно…

– Спасибо.

– Ступай, сходи в столовую, поешь, а то сил не будет дальше работать.

– Куда?

– В самом дальнем крыле здания за печатными цехами находится место, где можно за Зерна поесть от пуза, – пояснила Печатница, сама и не собираясь уходить.

– А ты!? – взглянул на неё вопросительно мышонок.

– Мы почти отпечатали тысячу из положенных двух. Я добью её, и тоже пойду.

– Хорошо, – кивнул Пик и вышел из цеха.


Оказавшись в коридоре, он немного удивился – тот был почти пуст. Такое ощущение, что лишь немногие работники переплетного цеха могли себе позволить обедать в столовой. В который раз тяжело вздохнув, мышонок пошел вперед, понимая, что и для него это было непосильной роскошью. Как и брать еду с собой из дому, ведь и там почти нечего было есть.

С этими, совсем не веселыми мыслями, он проследовал к двери туалета, что заметил по ходу сюда. Когда вышел, понимая, что у него еще есть время, он пошел осматриваться.


Войдя в большие цеха из коридора, он нигде не встретил преграды. Ведь на нем красовался фартук работника комбината, а значит для всех он был своим. Не успев углубиться вглубь рабочей среды, его внимание вдруг привлек один мышь, который орал на весь печатный цех на своих помощников:

– Сколько раз можно вам объяснять – прежде чем уходить на обед, надо полностью остановить работу машины, иначе она без присмотра может сломаться. А вдруг что-то попадет внутрь?! Вот как вчера – прозвенел звонок, и всё – никого. Я отошел, а когда вернулся – этот вентиль заело. Смотрите – напрочь застрял и рычаги все переклинило! А нам сегодня перестраивать машину на другой формат, – показал аккуратно подстриженный рослый русый мышь средних лет на вентиль и рычаги.


На нем, как и на парнях была одета спецовка печатника, состоящая из штанов, свободного покроя, сшитых из плотного материала, и доходившего до колен фартука, плотно прилегающего к телу на подобии жилета. Руки защищали перчатки до локтей, а ноги – высокие сапоги.


– Так что друзья мои, или вы его чините в обеденный перерыв, или я вычту ремонт из ваших зарплат! – погрозил он им пальцем.

После демонстративно развернулся и быстро ушел. Помощники, немного постояв, попробовали сместить вентиль, но его как следует заело. Каждый из них стал пробовать свои силы, приговаривая: