– А вот с ним сможешь? – спросил незнакомец. На дереве в двух шагах от старичка сидел дятел.

Анн невольно протянул руку в направлении птицы, чтобы понять, её ли имел в виду старичок, но тем самым испугал дятла. Тот сорвался с места и скрылся в ветвях. Анн расхохотался.

– Не смогу.

И добавил:

– А Вас он не боялся.

– Странный дятел, да, – подтвердил старичок. – Значит, ты искал исток?

Анн кивнул.

– А зачем? У ручьёв бывают не только истоки. После того, как ручей родится, он сначала обретает себя, превращаясь в быстрину, потом делается рекой…

– А потом, в конце?

– А в конце нет уже ни ручья, ни реки.

Слова старичка очень походили на сказку, только Анн подумал, что они – вовсе не сказка. Просто у него не получалось подобрать определения для них.

– И люди почти всегда стремятся к устьям? – спросил Анн.

– Да, ты понял меня, – засмеялся старичок. – А мы вот пришли к истоку этого одного и того же разного ручья.

– Ну, мне, пожалуй, пора, – сказал Анн. – Нужно возвращаться.

– Ты можешь идти назад не вдоль воды. Вот там, – старичок показал направление, – есть тропинка. Она прямиком выведет тебя к деревне. Ты ведь уже увидел всё, что хотел?

– Спасибо, – сказал Анн. Он попрощался с незнакомцем и пошёл в Берёзовый Дол.

Мечты и явь

Анн рассказал матери о своём путешествии. С некоторых пор между ними установилось то доверие, которого не было ранее. Возможно, Анн просто повзрослел, и мать это чувствовала. Теперь она могла разговаривать с ним как со взрослым, без невольных поучений и заботливо-удушающего контроля. Анн иногда ловил на себе её странные взгляды. Так бывало, когда она временами задумывалась о чём-то, потом поднимала глаза на него – на краткий миг – и снова погружалась в задумчивость.

– Почему ты так смотришь? – спросил он её за ужином.

– Как? – удивилась мать.

– Раньше и ты, и отец стали бы ругать меня, сделай я то, что делаю сейчас. Помнишь тот переполох, который вы подняли, когда я ушёл ночью в лес? А теперь я гуляю там, забредаю совсем далеко, но ты остаёшься спокойной.

– Не так уж я и спокойна, всё равно волнуюсь… Просто ты не видишь, как я переживаю.

– Но ведь ты же не кричишь на меня, не запрещаешь и даже не просишь не ходить или не делать что-то… Почему? Потому что я уже взрослый?

– Ты ещё не взрослый, – засмеялась мать.

– Тогда почему?

– Не могу объяснить. Я волнуюсь, но в то же время знаю, что с тобой ничего плохого не случится.

– Это потому, что стригес меня не тронул?

– Наверное. Любая мать верит в сына, но мне иногда кажется, что у тебя будет особенная судьба. И поэтому в лесу ничего не может случиться. Это слишком нелепо. Что в будущем – не знаю. О будущем тревожусь. А о таких мелочах… Это ведь мелочи… Вот поэтому смотрю на тебя, а пытаюсь заглянуть в будущее.

– Я тоже не испытываю страха, мама! Не потому, что всё уже знаю там: почти каждую тропинку и каждое дерево. Сам страх не вспоминается! Прихожу туда – и словно я дома. Я так чувствую разные незнакомые вещи, словно они родные для меня. И часто хочется как-то выразить это, рассказать, спеть… Только не знаю, как это делают, как это правильно делать.

– Когда-нибудь всё сложится правильно, – сказала мать.

– Так должно быть?

– Так бывает.

Они часто разговаривали, если у матери выдавалась свободная минутка… Особенно он любил её рассказы о далёких землях, о тех временах, когда родители ещё не жили в Берёзовом Доле. Рассказы о реальном мире превращались в его сознании в красочные фантазии, и он часто блуждал в них, оставаясь один. Кое-что он пересказывал Нель, и та всегда слушала его завороженно.

– Жаль, что всё это так далеко от нас, – говорила она потом.