– Что, все? – испуганно спросила Маша.

– Да не бойся ты, Машка-мышка, никто ничего плохого не сделает. Но лучше все равно вместе ходить, – подбодрила ее Катя и добавила, – значит техникум в этом году четыре койки тут выделил. В прошлом году мы тут втроем швеи были – я, Варька и Оля, а с твоего места девочка из медицинского выпустилась и съехала. Весело заживем!

Все наконец собрались спускаться вниз умываться и потом идти на кухню завтракать. От новых подружек Маша узнала, что их голубятня как правило просыпается раньше всех, в основном из-за духоты. А еще между этажами сам собой прижился порядок очереди в туалеты и на кухню – первыми все свои дела делали девушки, потом семейные, а потом парни – те и просыпались позже и вообще редко мылись и меньше хозяйничали. Совсем рано вставали те, кому раньше всех идти на работу, но таких было мало. Толстая бабулечка Тамара Тимофеевна, баба Тома, открывала им дверь, закрывала за ними, а потом шла обратно к себе спать до шести. Она давно похоронила мужа и теперь жила тут в комнатке на втором этаже, работала, а в выходные ездила к детям возиться с внуками. В субботу и воскресенье на замену выходила ее подружка баба Клава, такая же маленькая и толстенькая. Она могла зайти в гости и на неделе и тогда две бабуси сидели то рядышком на проходной в коридоре первого этажа, то прямо на скамеечке у входа. Знали всех и все про всех.

***

Влиться в этот распорядок Маше было несложно во-первых потому, что она и правда была спокойная. А во-вторых она привыкла жить у себя в маленьком городе среди кучи двоюродных сестер, родных братьев, родственников и соседей. Она рано поняла, что если хочешь жить с пользой для себя и без конфликтов в месте, где находится сразу много людей и у всех совершенно разные дела, то для начала стоит придерживаться местных привычек, обычаев и графика. И третье, что помогало терпеливо жить в создавшихся условиях – жгучее желание получить профессию и работу, что означало иметь в будущем возможность заботиться о себе, не обременяя свою семью, а еще лучше – помогать ей. Поэтому, как только в их городке стали открываться школы, Торошину вместе с одним из младших братьев сразу отправили учиться. Второй был еще мал для школы, а третьим мама еще тогда ходила беременная. Когда Маша пошла в первый класс ей было десять. В первый класс многие дети пошли старше семи лет, так что она не сильно выделялась, к тому же никогда не была особо рослой. В семьях ее подруг обычно было очень много детей, а у Торошиных считалось как-то маловато. Но Маше казалось, что их вполне еще может стать больше, ведь мама с папой не были старыми и друг друга любили. И именно в тот день, когда она уселась первого сентября учиться в переполненный класс рядом со своим братишкой, тогда она размечталась и решила что будет умной, что будет работать когда вырастет, чтобы в семье всегда было что поесть, что надеть и чтобы мама с папой не боялись рожать им новых братьев и сестер, потому что она подаст пример остальным младшим и все будут помогать друг другу.

Она закончила восемь классов на отлично и поступила в ближайший большой город в техникум, даже получила место для проживания. Ей еще и полагалась стипендия! Небольшая, разумеется, даже почти крохотная, но такая чтоб хватало заплатить за жилье и как-нибудь прокормиться. День, когда Маша поступила в техникум и получила место в четвертом обувном, стал днем родительской гордости и соседи с улицы приходили поздравить их и поговорить об этом. Родных братьев уже стало было четверо – младшему было три годика, он сидел у Маши на коленях вместе с малюткой двоюродной сестрой. Остальные братья ходили вокруг нее, показывали свои рисунки, свои уроки, игрушки, болтали как ни в чем не бывало, что-то спрашивали. Только старший, тот с которым они вместе пошли в школу, Костя, ему уже было шестнадцать, сидел в сторонке молчаливый. Он тоже закончил школу, но в город его не пустили. Он должен был остаться учиться в местном училище на машиниста и продолжать помогать папе работать. Костя не отказывался учиться здесь и работать, но Маша была его любимой сестрой и разлучаться с ней он не хотел. Он сидел за столом в углу обиженный и царапал карандашом на тетрадном листке портрет сестры – у него был талант к рисованию.