Сам Петр Ефимович в анкете, заполненной 15 ноября 1949 года, ни словом не упоминает о Владикавказской горно-пулеметной школе, но указывает, что в 1928–1929 годах был курсантом совпартшколы в Харькове, а потом пишет о вступлении в 1929 году в Харьковский инженерно-экономический институт. Видимо, в анкете Шелест писал кое-что для «упрощения». На самом деле в 1930 году он пробовал из трехгодичной партшколы имени Артема поступить в Харьковский институт народного хозяйства, однако попытка не увенчалась успехом, Шелест получил двойку по математике. Но таких неудачников, как он, набралось 30 человек.

Все они заподозрили, что тут что-то неладное, что их «отсеивают» специально, поскольку они коммунисты и вообще «пролетарского» происхождения. Тогда вся эта группа пошла к ректору, которому хватило мудрости предложить создать из пришедших специальную ускоренную группу рабфака, чтобы через полгода усиленной подготовки зачислить их всех в вуз. Ровно через шесть месяцев Шелест и вся упомянутая группа стали студентами, а вскоре институт переименовали в Инженерно-экономический.

И в трехгодичной школе имени Артема, и в обоих институтах с 1929 по 1932 год Петр Шелест исполнял ряд партийных поручений, в частности, был председателем исполнительного бюро, секретарем комсомольской организации института, членом его партийного комитета. Именно тогда Шелесту и еще одному старшекурснику поручили написать брошюру об опыте работы комсомольско-производственной коммуны на заводе «Серп и молот». Брошюра была написана, и это, видимо, был для Петра Шелеста первый опыт публичного «писательства», который через много лет закончится для него весьма неудачно. Но речь об этом впереди.

А во время учебы, в 1931 году, произошло печальное событие: пришла телеграмма с известием о смерти отца. Шелест очень тяжело пережил это известие. Да к тому же еще и телеграмма пришла с опозданием. Они приехали со старшим братом Яковом (также работавшим на железной дороге на станции Лихая) на похороны, когда уже все закончилось. Братья были страшно огорчены, что не успели проститься с отцом. Тогда они пошли на отцовскую могилу и там, на кладбище, у Петра родилась идея открыть гроб, чтобы посмотреть в последний раз на отца и проститься с ним. Братья раскопали могилу, открыли гроб, попрощались с отцом. «Нам, – вспоминал потом Шелест, – стало как-то легче, что отдали свой последний сыновний долг. Говорили, что мы поступили с братом по-кощунски, нарушив покой усопшего. Но по-другому мы поступить не могли, пусть простит нас отец».

Петр вернулся в Харьков на учебу. Через какое-то время ему довелось побывать на практике в Днепропетровске на металлургическом заводе имени Петровского. Увлеченный металлургией, молодой человек пишет брошюру по доменному производству. Консультировал его институтский профессор Штерн. Брошюра эта была напечатана. Она принесла автору популярность в стенах института, а сам он решил посвятить жизнь металлургии.

И тут судьба опять подтолкнула Шелеста к занятиям, совсем не связанным с его мечтой. В 1932 году его пригласили в ЦК ЛКСМ Украины и предложили без отрыва от учебы стать редактором радиогазеты «Комсомолец Украины». Трудно сказать, почему выбор пал именно на Шелеста, который, по его собственному признанию, ничего не понимал в новом деле и сначала отказывался. Однако руководство настояло и целый год продолжалось «совместительство», в котором Петру Шелесту очень помогал секретарь радиогазеты, журналист с дореволюционным газетным опытом. Трижды в неделю можно было слушать по радио «Комсомолец Украины». Большевики, как известно, всем формам пропаганды придавали важное значение, а потому в распоряжении Шелеста были радиостудия, дикторы, редакторы и точно отведенное время в эфире.