Нет ничего невероятного в том, что ближайшие сотрудники после известия об инсульте у Екатерины собрались вместе в смятении чувств, сострадая императрице и предвидя грядущие изменения в судьбе своей и России. Но совещание, да еще с приглашением других лиц (Н.И. Шувалова, А.Г. Орлова-Чесменского и, возможно, еще кого-то), – это уже «иная статья». Оно могло быть созвано только в том случае, если должно было принять важные решения, на которые не могли отважиться поодиночке или не имели на это права; например, «Прогноз болезни Екатерины II» и «Проблема престолонаследия». Проведение любого совещания было крайне опасным делом. Павел Петрович, несмотря на все разговоры, являлся законным наследником, а поэтому необходимо было незамедлительно вызвать его в Петербург, не обсуждая без него никаких вопросов, учитывая к тому же характер Павла Петровича и его отношение к окружению Екатерины. При большом дворе могли быть и шпионы Павла Петровича или просто «доброжелатели», которые попытаются на срочном известии наследнику сделать себе карьеру.

По первому из вероятных пунктов совещания ответ дал Роджерсон, поэтому собравшиеся должны были приступить ко второму. Весьма вероятно, что с конца 80-х годов Екатерина утвердилась в мысли устранить Павла Петровича от престола. Императором должен был стать любимый внук – Александр Павлович. Ш. Массон, хорошо знавший придворные обстоятельства, в своих записках особо подчеркнул следующие слова: «…К счастью для Павла, она навсегда потеряла дар речи». В другом месте своих мемуаров тот же автор писал: «Смерть застигла Екатерину врасплох. Для тех, кто знал ее двор и ненависть, к несчастью, столь прочно установившуюся между матерью и сыном, было очевидно, что она жаждала назначить себе другого преемника. Ужас, охватывавший ее при мысли о собственной кончине и закате ее царствования (этого она страшилась более всего), и смерть Потемкина помешали ей осуществить этот проект, пока для этого еще оставалось время, или же утвердить его посредством завещания. Молодость великого князя Александра и еще более доброта его ума и сердца были другим препятствием на пути воплощения ее замысла…Если бы он пожелал, если бы Екатерина могла вымолвить перед смертью одно только слово, то Павел, по всей видимости, не царствовал бы. Он был ненавистен и страшен для всех его знавших, и кто бы поддержал его? На какие права он сослался бы? Если русские не имеют никакого прочного права, то их самодержцы обладают им еще в меньшей степени…» (курсив наш. – О. И.). Что касается роли в этом деле князя Г.А. Потемкина, то Масон прибавлял: «Многие были убеждены, что она намеревалась опереться на Потемкина, чтобы лишить наследства Павла. Александр был бы провозглашен царевичем в то самое время, что Потемкин – властелином Тавриды»^>418. А вот что сообщал по этому поводу П.В. Долгоруков: «Граф Петр Александрович Толстой, бывший генерал-адъютант Павла, рассказывал мне слышанное им уже в царствование Александра I от двух лиц весьма друг другу враждебных, но одинаково хорошо имевших средство знать придворные секреты, а именно от Вас. Степ. Попова, правителя канцелярии Потемкина, и от графа Кутайсова, что если бы не умер Потемкин, то Александр Павлович по достижении 16-ти летнего возраста был бы объявлен наследником, а Павла бы Екатерина и Потемкин принудили к отречению от престола в таком случае, что при его трусости, было весьма возможным. Он же рассказывал мне, что в Сенате и в Синоде лежали какие-то запечатанные пакеты, коих содержание ему, графу Толстому, было и осталось неизвестным, и что было приказание вскрыть эти пакеты в день смерти Екатерины. Об этом Безбородко уведомил Павла, пока еще Екатерина лежала в своем продолжительном предсмертном хрипении; пакеты были тотчас вытребованы Павлом; генерал-прокурор граф Самойлов отставлен и заменен братом Павлова друга кн. Алексеем Куракиным, а Безбородко осыпан наградами. Вспомните место из записок Ростопчина, где он описывает, с каким трепетом Безбородко вошел к докладу у Павла и с каким торжеством вышел…»