Петр оказался на высоте: его нельзя заподозрить в попытках затушевать неудачу. Напротив, он стремился доискаться до ее подлинных причин. В письмах к друзьям Петр иронически называл первый Азовский поход «походом о невзятии Азова», чем признавал безуспешный исход кампании, обнаружившей множество недостатков и прежде всего слабую инженерную подготовку войск. Взрывы мин оставляли нетронутыми крепостные стены, но зато наносили урон самим осаждавшим. Нуждалась в совершенствовании система управления войсками – штурмы производились разновременно. Оставляла желать лучшего и выучка войск. Лишь подготовка Преображенского и Семеновского полков, сформированных на основе потешных рот, находилась на уровне современных требований. Наконец, у русских не было флота, следовательно, они не могли блокировать крепость и лишить ее гарнизон возможности получать подкрепления.
Легче всего было упорядочить командование войсками. Петр назначил вместо трех равноправных командующих двух военных руководителей и каждому из них поручил управление определенным родом войск. Сухопутные войска передавались в руки генералиссимуса Алексея Семеновича Шеина, а для управления пока еще не существующим флотом Петр призвал своего любимца Лефорта. Ни военных дарований, ни ратных подвигов за обоими не числилось. Боярин Шеин сделал обычную в то время придворную карьеру, ни разу не побывав на поле брани. Уроженец самой сухопутной страны в Европе, швейцарец Лефорт, весельчак и балагур, не любил утруждать себя какими-либо заботами. К Азову он прибыл позже всех и раньше всех отправился в Москву, к командованию флотом он так и не приступил. Другими военачальниками царь тогда не располагал. Но в данном случае это и не имело значения, так как фактическим руководителем похода являлся он сам, а Шеин и Лефорт были всего лишь исполнителями его воли.
Сложнее было призвать под знамена второго похода конное ополчение дворян, которое всегда распускали по домам на зиму. В этом случае действовала хотя и тяжеловесная, но испытанная десятилетиями система мобилизации ополченцев: в уезды были отправлены указы, а в столице 27 ноября дьяк Артемий Возницын трубным голосом объявил дворянам, приглашенным в Кремль: «Стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы! Великие государи указали вам всем быть на своей, великих государей, службе. И вы бы запасы готовили и лошадей кормили». Местом сбора назначалось Преображенское, куда надлежало явиться 1 декабря.
В комплектование войск царь ввел новшество – в январе было объявлено, чтобы в Преображенское являлись все, кто имеет желание участвовать во втором походе. Туда потянулись жившие в Москве холопы, которые тут же получали свободу.
Самым трудным делом, прежде всего потому, что оно было совершенно новым, считалось строительство кораблей, причем не мелких судов для перевозки солдат, продовольствия и снаряжения – их строить умели, – а боевых кораблей. Именно здесь, на ответственном участке подготовки похода, и находился царь.
Похоронив в конце января нового, 1696 года своего брата и соправителя Ивана, Петр в феврале отбыл на верфь в Воронеж, где начал осуществлять поистине великий замысел – в дотоле сухопутной стране создать морской флот. Этот дерзкий вызов стал действительностью много лет спустя. А пока полным ходом шло строительство стругов и галер. Несколько тысяч плотников, согнанных из ближайшей округи, сооружали 1300 стругов. С топором в руках трудился и сам царь.
Дело в Воронеже спорилось, и Петр счел долгом донести об этом «князю-кесарю»: «галеры и иные суда по указу вашему строятся; да нынче же зачали делать на прошлых неделях два галиаса».