– Пойдём, Павлуша, – мать сразу всё поняла. – Пойдём, – и, взяв сына за руку, вышла с ним из купе.

– Вот ведь судьба какая!.. Не приведи Господи! – Владислав ещё раз икнул и, вытирая казённым полотенцем рот, добавил. – Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

– А что с ним? – Павел Петрович давно хотел спросить, но при парне стеснялся.

– Тяжёлое осколочное ранение. Граната разорвалась… буквально под ногами… Четверо на месте. Как говорится… не приходя в сознание… А двоих – Пашку и ещё одного пацана – искалечило так, что не знаешь, кому больше завидовать… Тем четверым, что Богу душу отдали, или этим… двоим… выжившим.

– Так ведь война уже одиннадцать лет как закончилась!

– Это, смотря какая. Отечественная – это точно, одиннадцать, а венгерская… почитай, год назад.

– Первый раз о такой войне слышу.

– Это я в фигуральном смысле. Настоящей войны там, конечно, не было. Да вы же сами знаете – в газетах её "венгерскими событиями" называли.

– Ничего я, Владислав Андреевич, не знаю, – Павел Петрович развёл руками. – В тех местах, где я последние девять лет провёл, газеты читать да слушать радио было как-то… недосуг.

Изумление Влада сменилось неподдельным восхищением:

– И вы тоже?!..

– Что "тоже"?

– Я в том смысле… что и вы тоже… как и я?.. Сидели?!.. – восторгу Влада не было границ.

– И в том смысле, и в этом, – и, не дав собеседнику опомниться, сам задал вопрос: – Так что же это за война такая была и что на этой "венгерской" войне с нашим соседом приключилось?

Влад открыл было рот, чтобы ответить, но тут вернулась Макаровна с сыном, и он прикусил язык.

– Павлуша, я постелю тебе?..

– Так ведь рано ещё, – видно было, что парень устал и не прочь полежать, однако перед взрослыми соседями не хотел показывать свою слабость.

– И вовсе не рано, – Макаровна достала из корзинки потрёпанную книжку. – Ты приляг, а я тебе почитаю, глядишь, и время быстрее пройдёт.

– Ложись, ложись, – поддержал её Павел Петрович. – И мы с Владиславом Андреевичем послушаем. Я в юности тоже Джеком Лондоном увлекался, – на потёртой обложке он успел прочитать заглавие: "Белый клык".

– Ладно, я полежу, – согласился Павел. – Только наверху, если можно. Так для всех удобней будет.

– Милости прошу! – Владислав взял с верхней полки свой чемодан, – Я ведь, как лучше, хотел.

Макаровна принялась застилать сыну постель.

– Товарищ генерал, покурить пока не желаете? – Влад достал из кармана изрядно помятую пачку "Памира" и, угощая, протянул Павлу Петровичу. – Прошу. Это, конечно, не "Герцеговина Флор", но другого курева в наличии не имеется.

Павел Петрович со дня своего ареста не курил, но тут с готовностью ответил:

– Пожалуй, я вам компанию составлю, – но сигарету так и не взял.

В коридоре Нюра-проводница и молодая мама, девчонка лет восемнадцати с толстенной рыжей косой и россыпью озорных веснушек на вздёрнутом носу, играли с годовалым малышом. Губастый карапуз, видимо, только-только научился ходить и теперь, издавая радостные вопли, хохоча и взвизгивая, с восторгом бегал по ковровой дорожке от мамы к Нюре и обратно.

– Пойдёмте в тамбур, – предложил Павел Петрович.

– Да уж, не станем детям и матерям атмосферу дымом отравлять, – в голосе Влада послышалась неожиданная нежность.

– Павел Петрович! Посмотрите, какой у нас богатырь растёт! – щёки Нюры раскраснелись, глаза светились материнским счастьем. Казалось, не с чужим, со своим малышом она играла в эту минуту.

"Ох, и повезёт же тому парню, что женится на ней! – подумал Павел Петрович. – Дай Бог тебе счастья, милая, славная девочка".

В тамбуре Владислав тут же задымил, держа сигарету щепотью так, что горящий кончик её прятался в ладони, и, словно боясь, что его прервут или остановят, заговорил быстро, делая короткие паузы только для того, чтобы затянуться горьким махорочным дымом.