Поезд стоял на каком-то полустанке.

Вчерашний попутчик – несчастный старшина, потерявший паровоз, очевидно, сошёл, когда Павел Петрович спал. От выпитой накануне водки в голове протяжно гудело, в животе свершалась бурная революция, всё внутри пересохло и горело, как в пустыне.

Давненько Павлу Петровичу не было так муторно, горько, стыдно, как теперь.

Он спустился со своей верхней полки и жадно припал к гранёному стакану. Бурый чай давно остыл и потерял вкус, но сейчас это не имело значения. Ему хотелось только одного – пить!

"Ну, зачем так над собой издеваться? Забыл сколько тебе лет? – с горечью спросил сам себя. – Когда же ты, дорогой мой, умнее станешь?"

В коридоре послышались голоса, и через минуту Нюра-проводница ввела в купе новых пассажиров: мужчину средних лет с недельной щетиной на обветренном загорелом лице и пожилую женщину в потёртом драповом пальто. За ней, держась за руку, шёл высоченный широкоплечий парень в солдатской шинели без погон. Из-под серой ушанки, чудом держащейся на его затылке, выглядывала плотная марлевая повязка, скрывавшая верхнюю часть лица.

– Сюда проходите. Тут у меня как раз три полочки свободные. Две нижних и одна верхняя. Устраивайтесь. Я вам сейчас бельё принесу, – сказала и побежала по коридору.

– Чур, моя верхняя! – мужчина забросил на полку небольшой фибровый чемодан. – А ты, Макаровна, внизу располагайся. Так сказать, согласно купленным билетам.

– Дай Бог тебе здоровья, Владик!.. – женщина опустила на пол свою поклажу. – Павлуша, сынок, ты вот тут садись, в уголок, а корзинку мне давай, – она взяла у сына большую плетёную корзинку, прикрытую сверху чистой белой тряпицей, и поставила под стол. Затем помогла ему снять шинель и только после этого разделась сама.

Парень осторожно присел на краешек вагонного сиденья около двери. Большие сильные руки, с детства привыкшие к крестьянскому труду, безпомощно лежали у него на коленях. По тому, как он сидел: прямо, откинув назад забинтованную голову, было видно: не привык ещё мальчишка к своему новому положению незрячего человека. Казалось, он всё время напряжённо прислушивается: что происходит вокруг него.

– Багаж можно сюда, под сиденье уложить, если тебе, конечно, что в дороге не понадобится, – Владик помог женщине спрятать в ящик под полкой её чемодан. – Между прочим, удобную штуку немцы придумали. Серьёзная нация. Нам такого ни в жисть не изобрести.

– Почему "ни в жисть"?.. У меня в дому точно такой короб в горнице имеется. Я туда зимние вещи на лето прячу. Алексей Степаныч, муж мой, Царство ему Небесное, ещё до войны сработал, – Макаровна даже слегка обиделась. – А немцы тут с какого боку присоседились?

– Как это "с какого"?!.. Отстала ты, Макаровна!.. Ох, отстала!.. Вагоны эти в Гэдээре сделаны. Соображаешь?

– В каком таком "Гэдээре"?

– Страна у немцев так называется – Гэ Дэ Эр по-нашему. Но это сокращённо. А если целиком, то Германская Демократическая Республика. Соображаешь? Стало быть, немцы тут главные виновники.

– А они, немцы, везде главные виновники. Виноватее их на всём белом свете никого не сыщешь. Какую бойню по всему миру устроили!..

– Какая ты несознательная, Макаровна!.. Скажешь тоже!.. – мужчина был явно раздосадован. – Они теперь наши друзья. Соратники. Соображаешь?.. Конечно, есть и ещё другая Германия: Фэ эР Гэ. Но эти не наши, эти с американцами дружбу водят. А с гэдэровцами мы сейчас в одном лагере… э-э-э… – он хотел по обыкновению сказать "сидим", но вовремя схватил себя за язык и с трудом, но всё же выкрутился, – … находимся. Верно говорю, дед? – обратился он за поддержкой к Павлу Петровичу, но тот не ответил.