Но Его присутствие всегда ощущалось внутри. Иногда оно было едва заметным, почти неуловимым, но не исчезало. Даже когда я отвергал Бога, гневался, терял внутреннюю опору, Он оставался рядом – охраняя, направляя, терпеливо и молчаливо наблюдая за мной.

Позже, оглядываясь назад, я почувствовал острую благодарность, смешанную с жгучим раскаянием. Я молился, словно впервые искренне говорю с Ним, прося прощения за сомнения, неверие, слепоту. И в какой-то момент меня осенило: Бог не ждал покорности и не требовал искупления. Он просто хотел, чтобы я простил себя – отпустил груз обид, претензий и самобичевания.

С самого начала Его присутствие было рядом, как тихий свет во тьме, проявляя милосердие и сочувствие, даже когда я не осознавал этого, теряясь в лабиринтах своих заблуждений.

С семи до пятнадцати лет в моей жизни, казалось, не происходило ничего значимого. Я был обычным весёлым парнем, добрым пухляшом с множеством комплексов и страхов. Но внутри меня бушевала тьма. Если оглянуться, я понимаю, что, вероятно, злился на мир и людей. Ненависть охватывала даже к тем, кого я не знал, хотя никто не причинил мне зла. Она рождалась не по чьей-то вине, а лишь от самого факта существования других.

Возможно, это было чувство обделённости – боль, вызванная определёнными типажами людей, их поведением, уверенностью. Я смотрел на окружающих и не понимал: как им удаётся жить так легко, почему обстоятельства складываются в их пользу, откуда берётся то, чего нет у меня? С этого и начиналось моё отторжение.

Но тогда я не осознавал, что это была не ненависть к миру, а боль, направленная внутрь. Я злился не на других, а на собственное бессилие перед принятием света.

Кто тогда смог бы сказать, что меняться нужно с самого детства? Кто помог бы понять, что сила не в ярости, не в сопротивлении, не в попытках что-то кому-то доказать? Рядом не оказалось человека, способного объяснить это. Так и начался мой путь – с боли, злости, поисков собственной сути в чужих отражениях.

Сколько себя помню, я всегда был волком-одиночкой. Мне было комфортно в тишине, и если мне не хватало общения, я находил его внутри себя. У меня было много друзей – или, по крайней мере, я так думал. На самом деле это были лишь случайные попутчики, с которыми можно было разделить дорогу, увлечение, цель, но не душу. В конце концов, остался только один настоящий друг – единственный, кто действительно понимал меня и видел без масок. Но я не стану углубляться в эти моменты. Некоторые воспоминания принадлежат только моему сердцу.

Как бы я ни убеждал себя, что в одиночестве мне комфортно, оно всё же терзало меня, словно невидимые стены сжимали со всех сторон, не оставляя выхода. Но со временем я осознал: оно не уничтожало, а закаляло. Мне хотелось найти людей, в чьих взглядах отражались бы части меня самого. Искал их, словно разбросанные осколки зеркала, надеясь сложить их в единое целое – образ, в котором, наконец, узнаю себя…

Меня не привлекали книги, о которых говорили все, как и спорт или модные увлечения. Я просто существовал – словно приручённый зверёк, день за днём следовавший неизменному маршруту: школа, колледж. Жил, не осознавая смысла ритуалов, которые исполнял. Ел, спал, смеялся, разговаривал – и в то же время скрывал в себе страхи, загоняя их так глубоко, что сам не мог их извлечь. Единственное, что по-настоящему увлекало, – сны. Они были столь реальны, что временами казались другой жизнью: от кошмаров, из которых хотелось вырваться, до миров, манящих навсегда остаться. В этих видениях находилось убежище, параллельная вселенная, где я мог быть кем угодно, проживать тысячи судеб, исчезать в бесконечности.