Сергей смотрел на Позднякова во все глаза, точно не узнавая. Ведь еще полчаса назад это был хлебнувший лишнего мужичок, злой и бестолковый. Куда все делось?

А Михалыч был на коне.

– Задание понял, боец? Трудись! А я – к начальству, в штаб… Серега, – он довольно улыбнулся, – ты молодец, я в тебе не ошибся… – и за дверью запел свою любимую. – «Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем кружки!»

Отписывались до трех часов ночи, а в девять утра Нестеров с документами был в Управлении. Яков Серафимович Ляпишев, начальник отдела, принял его практически сразу. Посадил на стул у приставного столика и принялся читать документы. Сначала рапорт, потом отчет о встрече. Потом опять рапорт, потом отчет. Он всегда все делал медленно, тщательно, повторяясь по нескольку раз.

Нестеров вспомнил, как однажды, около десяти вечера, закончив тяжелейший во всех отношениях день, шел по коридору в сторону лифта. Вдруг открылась дверь кабинета начальника, вышел Яков Серафимович и, увидев его перед собой, сказал:

– Нестеров! Вы домой?

– Домой, Яков Серафимович.

– А где живете?

– На «Динамо».

– А я на «Соколе». Подождите, пойдем вместе.

«Вот повезло, – подумал тогда Сергей. – На машине шефа – домой, как белый человек».

Яков Серафимович закрыл дверь и аккуратно её опечатал. Постоял несколько секунд, подергал ручку, дверь закрыта. Потом вскрыл печать, открыл кабинет, посмотрел в темное пространство, зажег свет, зашел и внимательно осмотрелся. Проверил корзину для бумаг, закрыты ли окна и форточки, погасил свет, несколько секунд смотрел в темноту кабинета, закрыл его и опечатал. Подергал ручку, подумал… Вдруг снова решительно вскрыл печать, распахнул дверь, зажег свет и пристально осмотрел кабинет с порога, подошел к сейфу, проверил, хорошо ли поставлена печать, подергал ручку и убедился: сейф закрыт. Заглянул под стол, вновь осмотрел окна и форточки. Закрыл дверь, опечатал и вроде хотел уже пойти, но опять развернулся, посмотрел на печать, что-то ему не понравилось, и он на ее месте поставил другую. Все действия производил не торопясь, раздумчиво, так что операция заняла не меньше десяти–пятнадцати минут. Нестеров, теряя терпение, смотрел на непонятные для него манипуляции начальника, но стоял и ждал. Конечно, надо было плюнуть на все, извиниться и поехать на метро, но сдерживала счастливая, редкая возможность за считанные минуты домчаться на машине до родимого дома, чмокнуть маму и наконец-то первый раз за день нормально и вкусненько поесть.

– Ну что, Сергей Владимирович, пошли? – наконец произнес Ляпишев.

Выйдя на улицу, где стояла черная «Волга», начальник повернулся к Нестерову, протянул руку, и сказал безразличным тоном: «Всего доброго, Сергей Владимирович! До завтра!» – сел в машину и уехал. «Козел!» – невольно вырвалось у Нестерова.

Пока Сергей вспоминал былое, Яков Серафимович, закончив «процесс ознакомления с документами», глубоко вдохнул, будто собирался нырнуть в прорубь, и снял трубку спецсвязи.

– Виктор Петрович, доброе утро! Ляпишев… – На лице почтительная улыбка, как будто заместитель начальника Управления видит его. – Пришли документы по иранцу, когда можно доложить?.. Есть, поднимаюсь, Виктор Петрович, – улыбка с лица исчезла. – Нестеров, будьте в отделе! Если понадобитесь, вызову.

Хуже нет, чем ждать да догонять, и Сергей отправился к ребятам; некоторых он не видел целую неделю. В коридоре встретил взъерошенного, раздосадованного, злого Рубена, который на обычную реплику Нестерова: «Привет! Как дела, дружище?», – чуть ли не с ненавистью посмотрел на него и процедил: «И ты туда же, предатель?»