– Только это, и уже всё? – Юрка посмотрел на Аркадия не с издёвкой, а с чем-то типа сочувствия.

– У них всё нормально, – ещё строже сказала мама. – Не получилось, говорю.

– Как хоть зовут?

Понимая, что отмалчиваться – только множить число вопросов и вызвать подозрительность, Аркадий бормотнул:

– Маша.

Брат кивнул, Светлана одобрила:

– Хорошее имя.

Некоторое время ели молча. Дети не торопились из-за стола – сосредоточенно жевали, время от времени бросая на Аркадия угрюмые взгляды. Так смотрели на него одногруппники в садике, одноклассники… «Мнюха, что ль, накрывает, – поддел себя. – Просто редко видят дядю, вот и смотрят так, привыкают».

После самовнушения стало полегче. Но тут брат ковырнул новым вопросом:

– Что после универа-то делать думаешь?

Вообще-то нормальный вопрос, но вот интонация…

– Работать думаю, что ещё.

– И куда ты со своей психи… психологией, так?.. Нам, трудягам, будешь впаривать: пашите, пашите и не думайте ни о чём.

– Во-первых, психологи не впаривают. А во-вторых, на завод я не собираюсь ни в каком качестве. Мы с… – Вовремя осёкся, поняв, что произнеси он «с Михаилом», начнутся расспросы о нём, да и мама наверняка рассердится. – Мы с моим знакомым один проект начали. Может быть, раскрутимся.

– Проектёры. У всех счас проекты.

– Погоди, – остановила Юрку Светлана. – И что за проект?

Объяснять очень не хотелось. Но было надо – не сидеть же так, нахохлившись. И Аркадий, сначала с усилием, а потом увлёкшись, рассказал об их с Михой концепции новой среды обитания, синтезе архитектуры, дизайна и психологии.

Светлана, в отличие от остальных, слушала внимательно, задавала уточняющие и дельные вопросы, и Аркадий опасался, что она попросится в их команду. «Возьмите, я рисую неплохо, вкус имеется…» Частенько подобное бывает: найди идею, расскажи о ней, и тут же начнут прилепляться.

Светлана работала учительницей начальных классов, уставала от детей, всё собиралась найти новое место.

Не попросилась. В тот раз.

…Вряд ли мама рассказала Юрке, что Аркадий приехал вместе с каким-то парнем и она того выпроводила. Скорее всего, соседи увидели, передали, напридумав кучу подробностей. И, когда снова встретились через пару дней на огородике, брат смотрел на Аркадия с явной брезгливостью, кривился, наблюдая, как он полет грядку, и в глазах читалось: поганишь морковку.

До разборок не дошло – всё время поблизости находилась мама, которая тоже заметила перемену в старшем, давала понять, что настороже.

Аркадий пробыл дома немногим больше недели. Несколько раз пробовал расспросить маму о своём отце. Она сразу каменела, выставив предупреждающе руку… Удалось выяснить, что он итальянец, приезжал на их завод для обмена опытом в составе делегации. Мама была одинокой, у них закрутилась любовь – по крайней мере, она так решила, – а потом он сказал, что любит мужчин, извинился и уехал.

– А как его звали?

Мама нахмурилась, делая вид, что вспоминает. Потом вдруг – коротко, но ясно так, светло – улыбнулась:

– Вико.

– Вико? А почему я Андреевич?

– Что, Виковичем тебя надо было записать?

– Ну, хотя бы Викторовичем.

– Слушай, это моё дело. И не лезь.

Дома было тяжело. Каждый день начинался и тёк словно со скрипом. Утром ржавые шестерёнки приходили в движение, вращались медленно, натужно, обдирая кожу, зажёвывая мясо… Аркадий собрал сумку, но ещё день боялся сказать. Наконец решился.

– Надо ехать.

Мама дёрнулась.

– Как это? До учёбы ещё два месяца.

– У меня дела. Я говорил, что мы работать стали…

– К этому своему?

– Мама, я работать.

Он ожидал, что она встанет перед дверью и не даст выйти. Уже планировал, что дождётся, пока уснёт, и тихонько сбежит. Но после нескольких секунд какой-то внутренней борьбы она отмахнулась. Медленно, устало.