Дима долго слушал этот бред, с его точки зрения. Наконец не выдержал.

– Я вижу здесь, у нас, происходит суд. Тогда требую последнего слова обвиняемого.

Все опешили от его спокойного голоса. Даже отец удивился.

Директриса, было, вспылила, что нельзя перебивать старших и что он должен иметь уважение к ним.

– Вы требуете уважения к себе и одновременно отказываете мне в нем. Я считаю это не допустимым. Вы сначала должны выслушать мои слова, а потом уже устраивать судилище. Или я не прав? – обратился Дима к старшему лейтенанту.– Как быть с презумпцией невиновности? Или она уже в Советском союзе ничего не значит?

Старлей смешался. Но потом подтвердил его слова.

– Мы все должны выслушать и виновную сторону. Только после этого начинать разбирательство.

Произнеся эти слова, он с надежной посмотрел на Диминого отца, в ожидании поддержки, но тот продолжал сохранять молчание.

– Хорошо. Говори, – нехотя разрешила директриса.

– Спасибо.

– Вы обвиняете меня в том, что я покалечил своего товарища. Начну сначала. Во-первых, он мне не товарищ, а просто одноклассник. Во-вторых, почему вы не принимаете в расчёт показания других одноклассников? Может потому, что они не вписываются в ту картину видения, которую вы для себя построили? Или вы просто не слушали их?

С момента моего появления в школе, продолжаются издевательство надо мной, моих как вы называете товарищей, и заводилой у них всегда был ваш сын, – он посмотрел на мать Картонкина.

– Если вы не знаете об этом,– Дима посмотрел уже на директора, – то грош цена вам как руководителю школы, вместе с моим классным руководителем. Если знаете, то тем более, вы занимаете не свое место.

Одноклассники, не все, а только некоторые, которые считают себя хозяевами класса, избрали меня мишенью для своих атак. Не проходит и дня, чтобы меня не ударили, не скинули учебник со стола, не дразнили, или поставили подножку. Если я начинал возмущаться, они меня били. Весь класс об этом знает.

Произнеся это он в упор посмотрел на свою классуху. Она от этих речей побледнела и как-то сникла.

– В конце концов, мне это надоело. Раз учителя не в состоянии следить за дисциплиной в школе, приходится действовать самому. Сегодня на перемене, я стоял у окна и читал учебник, повторяя пройденный материал. Когда ко мне подошел ваш сын и с ехидной улыбкой выбил учебник. Ему этого показалось мало, и он начал словесно меня оскорблять. Это могут подтвердить девочки из класса, они стояли рядом.

На мои ответные слова он разозлился и ударил меня по лицу. Это они тоже видели. И только тогда, я ударил в ответ. Раз все аргументы исчерпаны, в ход идут кулаки. Это знает любой мужчина, находящийся сейчас здесь. Я ударил в ответ. Один раз. Да признаю, эффект от удара был неожиданным, но скажу честно, я не жалею о нем. За то, что он делал со мной и другими одноклассниками, это небольшое наказание. Тем более удивительное для него, что он никак не ожидал, что его жертва, когда-нибудь ответит, ведь он всегда выбирал своей жертвой тех, кто слабее.

Так вот, я хочу спросить у всех. Если ребенка, не могут защитить взрослые, которые поставлены здесь именно для этих целей, то почему ребенок не может защищать себя сам. Или вы считаете, что раз мальчик или девочка слабее нападающего в моральном плане, то они должны терпеть эти муки издевательства? Мол, Бог терпел и нам велел.

Задам вам еще раз свой вопрос. Для чего вы здесь собрались, чтобы осудить того, кто защищается, или все-таки навести справедливость в школе?

Мне не жалко вашего сына, – он обратился к Картонкиной.– Он получил то, что заслужил. Может быть, наказание было немного больше, чем следовало? Скажу честно, я не хотел ломать ему ключицу, я просто хотел ударить в ответ. Но думаю, что он теперь хорошенько подумает, прежде чем нападать на меня. И мысль о боли, которую он испытал, остановит его следующую агрессию. Если же это происшествие его ничему не научит, то передайте ему, что я готов с ним встретиться.