– Заходит! – крикнул Ваня остальным, посмотрел на левое запястье и зафиксировал что-то в тетради. – Двадцать две минуты сегодня.

Солнце спряталось, и все вокруг окутала тьма со своей вечной спутницей сыростью. Только синеватый фонарь на столбе, питающийся от солнечной батареи, светил на несколько метров и отражался в незамерзающих ручьях и лужицах. Уличные люди давно привыкли жить в потемках, поэтому факелы не ставили уже лет пятьдесят. Сырье для разведения огня добывалось с трудом, а все безопасное забрали городские. Факелы тем не менее требовались. Их берегли для приготовления пищи, для охоты, в медицинских целях, на холодные ночи и на чертов день. Где-то вдали послышалось злое рычание, видимо яркое солнце разбудило лесного убийцу.

После работы все собрались в большой четырехкомнатной квартире на первом этаже полуразрушенного дома. Это было одно из немногих безопасных мест, куда не добралась радиация, где крышу за триста лет не разъели кислотные дожди и не пробил падающий мусор. Люди, прячущиеся или, скорее, случайно застрявшие здесь после катастрофы, позаботились о своем жилище. Они обложили его монолитными блоками, камнями, залили бетоном окна, трещины в стенах и полы, даже в нескольких метрах от квартиры все было в застывшем много лет назад цементе, на котором то и дело появлялась наледь. Скорее всего, те люди выжили и их правнуки обитали городе, получая свет, еду и кислород.

В дальней комнате располагались места для отдыха. Четыре шикарные двуспальные кровати с когда-то воздушными, а теперь хрупкими от застывших слоев грязи балдахинами. Дарина несколько лет назад сбежала из города, и на свободе ее потянуло к роскошным, но не всегда полезным вещам. Те, кто всю жизнь провел на улице, не понимали ее чудачеств, даже осуждали за непрактичность. Однако она единственная знала назначение древних предметов. В спальне было сухо, темно и холодно. Запах из соседней комнаты впитался навсегда в стены и мебель. Бетонный пол леденил мягкие матрасы и не давал проспать лишние десять минут. Выход на балкон тоже был плотно залит, не пропуская радиацию и свет. Двери в квартире убрали, чтобы легче докричаться друг до друга и осветить большую площадь.

Прямоугольный проход вел во вторую комнату. Слева вдоль стены стояли корыта с пресной ледяной водой. Ее собирали во время дождя и тестировали на коже Миши: если изменения не появлялись, то осадки были не ядовитые, а вода пригодна для питья. Впрочем, опасные дожди не шли уже лет сто, тест проводился скорее как дань обычаю. Эта комната считалась кухней. Помимо воды, на противоположной стороне здесь хранились туши засоленных животных, аккуратно разложенные по тазам и прикрытые пропитанными мясными соками листьями. Над тазами стоял свободный стол для работы с продуктами: разделки и маринования. Чистая почва сложена на полках вдоль стены со следующим прямоугольным разрезом. Почву продолжали искать и собирать, сохраняя на чертов день. У четвертой стены стояла пара стульев, обычно пустующих и вечно холодных. По центру набросаны подугленные веточки, а на них – шалашик из более крепких и надежных, недавно собранных сухих веток. Костер не зажигали давно, однако вся комната пропахла пережаренным мясом, и этот аромат невозможно было выветрить. Лучевые часто возмущались, что запах съеденной пищи, хоть и приятный, был с ними всегда, а вот тепло улетучивалось в течение часа.

В третьей комнате образовался склад из книг и другой макулатуры. Нижние ряды превратились в кашу и даже защищали от сырости. Здесь витал мясной дух костра, смешанный с запахом бумаги. Книги, журналы и тетради лежали на своих местах. Готовые отчеты по дням аккуратно заполняли самый труднодоступный угол вдоль стены, разделяющей склад и кухню. Пустые тетради в третьем ряду высились над исписанными. Недавно Дарина нашла в опустевшем магазине незараженную партию книг. Их еще не успели разложить. В углу напротив вдоль высокой стены под журналами были спрятаны томики Пушкина, Сорокина, Пыряевой, стихи каких-то неизвестных авторов – Бродского, Некрасова, а рядом популярных в городе Державина, Симонова и Асадова. Обычно художественную литературу выбрасывали сразу, однако Дарина иногда приносила какие-то стихи и романы из прошлой жизни, пряча их подальше. Но редкое солнце не давало насладиться этими сокровищами. Все остальное место, не считая узкого прохода, занимали научные фолианты, сгруппированные по темам. Когда зажигались факелы, не занятые другим делом разбирали и читали книги. С особым трепетом тут относились к трудам физиков и медицинским энциклопедиям.