«Это ведь тот самый тип, из магазина!» – промелькнуло в голове Георгия Гавриловича.

Парень взглянул ему в лицо и широко улыбнувшись сказал:

– Неужто вы меня узнали?

– Нет. – холодно ответил Георгий Гаврилович и потянул дверь на себя.

– Ну как же, я же вижу, что узнали меня! Это же я, Николай, сын вашего покойного брата.

– Вы меня с кем-то спутали… – нервно пробурчал Георгий Гаврилович и еще раз попытался дернуть дверь. В этот момент он заметил, что парень плотно прижал ее ногой и всем своим видом показывает, что никакой ошибки быть не может.

– Вы, Георгий Гаврилович Солянка. А я Николай, сын вашего брата.

– У меня нет брата! – холодно ответил Георгий Гаврилович, он с силой дернул дверь, но ничего не вышло.

– Как же нет? Александр Солянка, вспомнили?

– Смутно помню.

– Может, пригласите на чай?

Георгий Гаврилович понял, что ему не отвертеться. Он осознавал, о чем может пойти разговор, но путей к отступлению не придумал.

– Проходите – прошипел он, после чего глубоко вздохнул, закатив глаза, и парень отпустил ногу.

В коммунальной квартире на одной из центральных улиц города, в которой много лет жил Георгий Гаврилович, пахло сыростью, в коридоре было развешено соседское белье, валялись банные принадлежности, в углу пылился старый самогонный аппарат, рыболовные снасти, и прочий хлам, не поместившийся в скромные комнаты жильцов. Среди прочего мусора на полу было много детских игрушек. Николай наступил на одну из них, и та издала свистящий звук, от которого хромающий Георгий Гаврилович подпрыгнул и выругался.

Детей у самого Георгия Гавриловича не было, последняя женщина, которая у него была, с отвращением заметила, что каждый день от него пахнет звериным сексом. Ее нестерпимо тошнило от этого с трудом смывающегося запаха барсучьего семени, и в итоге она ушла. Комната Георгия Гавриловича одиноко пустовала без женских рук, на стенах завернулись обои с высохшими следами потопа, устроенного соседом сверху, элементами декора являлись старые советские плакаты, призывающие к труду, и оленьи рога, под которыми грозно висело ружье. Войдя в комнату, Георгий Гаврилович скинул пиджак и положил пакет на стол.

Беспардонно плюхнувшись в протертое кресло Николай закинул ноги на чайный столик и спросил:

– Стреляет?

– Кто? – переспросил окончательно поникший Георгий Гаврилович.

– Ружо.

– А, это… ну да, почему бы и нет.

Николай обратил внимание на лежащий рядом пакет, и аккуратно приоткрыв его, указательным пальцем спросил:

– Что сегодня за праздник?

– Не ваше дело – ответил Георгий Гаврилович и поставил пакет на подоконник.

– Водка и сосиски! Да вы аристократ! – рассмеялся парень.

Николай закурил сигарету.

– Я попросил бы вас не курить – грозно начал Георгий Гаврилович.

– Не беспокойтесь, папаша! Это легкие.

– Я не о вашем здоровье беспокоюсь! У меня в комнате не курят!

– Позвольте мне такую вольность, все же мы с вами на так часто видимся, хотелось бы полностью насладится моментом воссоединения последних представителей семьи. Не нарушайте идиллию этого дивного момента – с театральной выразительностью произнес молодой человек, издевательски улыбаясь и хитро прищурив глаза.

– Какой семьи? Бросьте вы эту сигарету… и обувь снимите, черт вас дери, вы находитесь в чужом доме! – раздраженно ответил Георгий Гаврилович.

– Я к вам по какому делу!.. – перебил Николай, продолжая раскуривать сигарету.

– По какому же? – прошипел как змея Георгий Гаврилович, чувствуя подвох.

– Может быть поставите чайник, выпьем по кружечке, а потом поговорим? – спокойно спросил Николай.

– Послушайте, юноша, я не намерен терпеть у себя дома подобного хамства. Говорите зачем пришли, и перестаньте стряхивать пепел на ковер! – разгневанно зарычал Георгий Гаврилович.