– Ну что ж, молодым кадрам мы всегда рады, – изрекла она. – Правда, в последние годы молодые кадры нас не жалуют. Предпочитают трудоустраиваться в частных клиниках или, на худой конец, в больницах, где помимо официального оклада существуют ещё и неофициальные источники. У нас же таковых источников нет. Вся наша зарплата складывается из того, что указано в платёжной ведомости. Но вы, тем не менее, решили поступить именно к нам. Что же стоит за таким решением? Если это, конечно, не секрет.

Девушка застенчиво улыбнулась.

– Тут никакого секрета нет. Просто мы с мужем купили квартиру в этом районе. Я живу на соседней улице, в пяти минутах ходьбы. Работать рядом с домом, сами понимаете, удобно. А что касается материальной стороны, то она меня не волнует. Мой муж – бизнесмен, гражданин Соединённых Штатов Америки, зарабатывает прилично, так что никаких затруднений с деньгами я не испытываю.

Добролюбова помрачнела.

«Вот она, ещё одна баловница судьбы, – зло подумала она. – Кукла. Думает, что её рай будет вечным. Погоди, погоди, девочка. Постареешь – уйдёт твой заграничный суженый к кому-нибудь помоложе. Поймёшь тогда, почём фунт лиха».

Во вспыхнувшем в ней негодовании говорила её собственная судьба.

Светлана Павловна снова пробежала глазами анкету.

– Мне требуется медсестра в процедурный кабинет, – сказала она. – Участок, предупреждаю, сложный. Дети есть дети. Уколов боятся. Каждый день крики, шум, плач. Женщина, которая там сейчас работает, уже в возрасте. У неё от каждодневного гвалта болит голова. Просит её оттуда перевести. Вот я и ищу, кого вместо неё поставить.

Дубровская кивнула головой.

– Я согласна.

Главный врач поликлиники снова вгляделась в её круглые, пуговичные глаза: «И впрямь, кукла. Закваска домохозяйки, стремлением к карьере не обременена. Ладно, если хочет – пусть работает», – и положила перед посетительницей чистый листок бумаги.

– Пишите заявление…

Стояло утро. Медсестра Жанна Дубровская, которая работала в поликлинике уже полгода, протиснулась сквозь сгрудившуюся у регистратуры толпу, поднялась на третий этаж и зашла в процедурный кабинет.

Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что в процедурной больше никого нет, она подошла к лекарственному шкафу, вытащила оттуда коробку с ампулами, достала из сумочки точно такую же, как две капли воды похожую на ту, что лежала в шкафу, и спешно поменяла их местами.

На упаковках было написано: «Неореферон».

Захлопнув приоткрытую форточку, Дубровская сняла плащ, облачилась в белый халат, покрутилась, наводя макияж, у зеркала, села за стол, включила компьютер, после чего крикнула:

– Заходите.

Первым пациентом её смены оказался мальчик лет пяти. В его глазах отчётливо светился страх.

Жанна ласково улыбнулась.

– Боишься уколов? Ну какой же ты мужчина? Мужчины уколов бояться не должны. Как тебя зовут?

– Денис, – тихо ответил мальчик.

– А фамилия?

– Токарев.

– Любишь болеть гриппом?

– Не-е-ет.

– Вот я и сделаю тебе сейчас укол, чтобы ты не болел. Это очень хорошее лекарство, которое не пускает в организм микробов. Оно, правда, горькое, и когда я начну его вводить, будет немножко больно. Но ты же мужчина, и должен потерпеть. Потерпишь?

– Угу.

Дубровская подошла к шкафу, достала оттуда ампулу подложного Неореферона и наполнила препаратом шприц.

Когда ребёнок вышел из кабинета, Жанна настороженно посмотрела ему вслед. После каждого такого укола её охватывало чувство вины и беспокойство.

В её памяти снова всплыл разговор с мужем:

«– …С детьми ничего не случится. Не волнуйся.

– Но почему я должна подменивать препарат? Что я должна колоть за раствор, и чем он отличается от настоящего лекарства?