Одним из подготовительных набросков к повести «Тарас Бульба» и вместе с тем «мостиком» между ней и упомянутыми выше фрагментами исторического романа, по наблюдению исследователей, следует считать отрывок <“Мне нужно видеть полковника”>196. Первый его вариант был вписан разборчивым почерком, близким к писарскому, идентичным почерку материалов по истории Малороссии 1832 г. Второй, расширенный вариант записан на обороте этого же листа скорописью и датируется 1833 г. По предположению исследователей, «отроком», который смущается и не смеет войти к полковнику, в первоначальном варианте могла быть переодетая юношей Ганна-Галя – возлюбленная Остраницы: в <Главах…> он звал ее с собой, и потом во фрагменте «Кровавый бандурист» она окажется пленником, вместо него захваченным поляками [III, 713–714]. Кроме того, в этом отрывке перед нами возникает герой принципиально иного плана: «Прямо на разостланном ковре сидел полковник. Ему, казалось на вид, было лет 50. Волоса у него стали седеть, сизые усы величаво опускались вниз. Длинный синий рубец на щеке и лбу тянулся по его почти бронзовому лицу. Кажется, нельзя было отыскать никакой резкой характерной черты, но просто оно выражало со спокойствием уверенность козака. Глядя на него, можно было тотчас узнать, что у него рука железная и мощно может управлять <…> Несколько пистолетов и ружей стояли, и висели по углам ставки уздечки; в углу куль соломы. Полковник сам, своею рукой, чинил свое седло…» (III, 322).

Таким видит козацкого полковника оказавшийся в его шатре неискушенный отрок (или же – если верны догадки исследователей – переодетая в мужскую одежду девушка). Старый воин уверен в себе, умел, неприхотлив как простой козак, он явно превосходит остальных выдержкой, мудростью, огромным опытом, в том числе бранным (смертным), о чем говорит сабельный шрам. И потому полковник вполне убежден в своем праве на жизнь козаков (даже способен убить в походе пьяного!), получив власть «от Бога» и боевых товарищей, разделяющих с ним это право, а его властные приказы четко обозначают место действия – украинские «степи».

Подобная переориентация места действия и достаточно целостная, «непротиворечивая» характеристика героя показывают, как изменились взгляды Гоголя на историю Украины и козачества, когда он принялся за изучение и описание всемирной, средневековой и малороссийской истории и уже на этом фоне стал рассматривать фольклорные сведения, козацкие и польские летописи. Понять, каким в тот период он представлял козачество, нам поможет повесть «Тарас Бульба» в сборнике «Миргород» (СПб., 1835).

Что ж лучше, спрашиваю я вас, молодцы? Воротиться ли до дому, чтобы каждый день колотила вас жинка, и, напившись, пропасть где- нибудь под тыном, как собака; или всем, как верным лыцарям, как братьям родным, лечь вместе на поле и оставить по себе славу навеки?

Огромная популярность повести «Тарас Бульба» и споры вокруг нее на рубеже тысячелетий объясняются возможностью ее прочтения в различных национально-патриотических аспектах. Это ярко продемонстрировал В. Я. Звиняцковский в работе, посвященной тайнам восточнославянской души