Неуправляемый процесс!
МАТЬ. Мнение твоих товарищей, между прочим, о твоей работе, вообще – о тебе.
ДОЧЬ. Что-то? (Идет из комнаты.) Ты что сказала, мам?
Все молчишь. Скажи что-нибудь.
МАТЬ. Ты села бы, помогла чистить. Не видишь разве?
ДОЧЬ. Мам…
МАТЬ. О чем тебе сказать?
ДОЧЬ. Вообще.
МАТЬ. Что об этом разговаривать.
ДОЧЬ. Медникова отличается от них ото всех. И ко мне по-другому… Ты вот говоришь. Но с Медниковой-то у меня нормальные отношения! И если бы она приехала, как обещала…
МАТЬ. Когда ты хочешь, ты умеешь. Когда не держишь человека за второй сорт.
ДОЧЬ. Что-что?
МАТЬ. Ничего…
ДОЧЬ. Приехала бы она, как обещала… Тоже можно понять – Черное море, Пицунда. Алка была там, одобрила. Алке есть с чем сравнивать.
А может, билета Медникова не достала, трудно летом с билетами, все разъезжают…
Им надо такую же, такую, как они, чтобы сплетничала с ними про тряпки и про любовников… А что после деревни у меня уровень знаний снизился, так и у них здесь не очень-то повысился…
МАТЬ (прерывает ее, почти грозно). Хватит! (Более спокойно.) Сколько можно говорить об одном и том же.
ДОЧЬ. Ну, давай… Давай о чем-нибудь другом… Еще не будем – про дачу, и про Аллу тоже лучше не надо.
Неужели у нас нет нормальной темы, чтобы нормально поговорить?
Мне вот сейчас к Альберту Антиоховичу… Какие же бывают одинокие, несчастные люди…
МАТЬ. Да?
ДОЧЬ (с возрастающим увлечением). Я же тебе говорила… Умерла его жена, и некому даже девять дней справить… Сам он старый, больной, ему чайник вскипятить – проблема… Я обещала прийти, блинов испечь, сварить кисель… Ну что обычно в таких случаях… Ему это – единственная радость, чтобы все было как полагается для его жены… Я же тебе говорила – он в нашем дворе живет, мы разговорились на скамейке… Я уже второй месяц к ним хожу… Господи, сколько всякого горя на свете, и некому помочь, всем все равно…
МАТЬ (резко). Ты же говорила, у него сын…
ДОЧЬ. Сын, невестка… Но сын пьет, а с невесткой Альберт Антиохович не разговаривает. Она корыстная, ей лишь бы вещи заполучить, книги…
МАТЬ. Сын пьяница, невестка такая-сякая, зато ты хорошая. Особенно на этом фоне!
ДОЧЬ (тихо). При чем здесь это… Просто… Я думала… в этом же ничего плохого… если я помогу несчастному человеку…
МАТЬ (почти кричит). А на могиле у отца ты давно была? А у бабуленьки? Вся ограда облупилась, я не покрашу, никто не покрасит! Ты бы меня пожалела! На дачу бы съездила, я не управляюсь! Работала бы лучше нормально, чтобы не гнали в три шеи!
ДОЧЬ. Никто меня и не… Никаких – в три шеи…
МАТЬ. Какая разница, раз теперь придется уйти…
ДОЧЬ. Я знаю, они заранее все продумали. С самого начала предложили мне фонетику. Ясно же, что у меня несколько лет не было разговорной практики… Все рассчитали… (Кивает.)
МАТЬ (резко). Ты все знаешь, молодец. Все она знает лучше всех. Все ничтожества, все идиоты, она одна умная. Самая умная.
ДОЧЬ. Я так не говорю.
МАТЬ. Ну, говорила.
ДОЧЬ. Я так давно уже не говорю!
МАТЬ. Ну, думаешь так. Люди чувствуют, как ты к ним относишься. Людей не обманешь. От этого у тебя все.
ДОЧЬ. Я на самом деле давно уже так не думаю!
МАТЬ. Еще бы – жизнь учит. Жизнь – лучший учитель. Отец с матерью для нее – плохие учителя, зато жизнь ее научила.
ДОЧЬ (с жалкой улыбкой). Мам, не говори обо мне в третьем лице, очень неприятно.
Мне очень плохо.