Над столом пролетает муха.

Андрей. Опять она… Так, давайте убьем ее, пока я не убил еще кого-нибудь.

Елизавета (указывая). Вон она села! Вот-вот-вот!

Андрей (встает со стула). Тут инструкция какая-то лежала, куда положили?

Владимир. А хрен его знает. Туда вот вроде кинул.

Андрей (беря ее). Ага, вижу. Так, куда она делась? Кто-нибудь видит муху?

Елизавета. Она куда-то к окну полетела, но я ее не вижу сейчас…

Андрей ходит по квартире, высматривая муху.

Борис. Ну что? Нету ее нигде?

Владимир. Если бы я хотел еще немножко вас побесить, то сказал бы, что слова «нету» – нету.

Дарья. Экий Виссарион Белинский нашелся! Ты тут что, роман пишешь?

Владимир. Да нет, я не о том, бешеная женщина. Иронично просто.

Дарья. Ну и что же тебе иронично-то, уравновешенный мужчина?

Владимир. Для меня все эти языковые правила очень забавны. Много пересечений с правом. Ну, вот надо у нас писать «что», а говорим-то ведь мы «што». А тот, кто будет говорить «что», будет выглядеть идиотом.

Борис. Или он поп.

Владимир. Ну и это тоже. Или с этим «нету». Может, его и нету, этого «нета», но мы же говорим. Вот и получается, что по правилам одно, а в жизни всё совсем по-другому.

Андрей (ударяя инструкцией по стене). Оп! (Осматривает стену и бумажку, понимает, что она улетела.) Сука!

Елизавета. Ну что? Как там? Убил?

Андрей. Улетела.

Георгий. Давай к нам, прилетит сейчас, и хлопнешь ее тут.

Андрей еще несколько раз осматривается и возвращается за стол.

Владимир. Кто чем по жизни занимается? А то я вас года два не видел.

Тишина.

Владимир. Вот ты, Гошанский, че делаешь?

Георгий. Я? Да… собственно… ничего особенного. Подрабатываю по необходимости.

Владимир. Неужели ты совсем ничего не делаешь?

Георгий. Делаю, конечно. Я стихи пишу…

Дарья. Стихи?

Георгий. Да. Приносило бы это еще кому-нибудь пользу.

Борис. Слушай, а мне бы очень пригодились твои стихи.

Георгий. Что? Зачем?

Борис. У меня с друзьями группа есть…

Владимир. Группа? Воу! И чего вы поете?

Борис. В том-то и дело, что мы в основном каверы делаем, а хочется чего-то своего.

Георгий. Блин, это очень круто!

Дарья. Да! Я и не представляла, что вы такие…

Борис. Какие?

Дарья. Ну такие… Творческие. Гош, а прочитай что-нибудь свое!

Георгий. Ну… Я даже не знаю…

Андрей. Да, у него очень крутые стихи! Прочти то, которое ты мне тогда на телефоне показывал.

Георгий. В баре?

Андрей. Да.

Георгий. Так оно ж тяжелое… Ты уверен? Тем более ты же…

Андрей. Всё нормально. У меня на кухне уже Вова сидит, хуже уже быть не может.

Смеются.

Георгий. Даже не знаю. Я когда перечитываю свои стихи, они мне кажутся такой хренью…

Дарья. Гош, не напрашивайся на специальные уговоры…

Георгий. Так, ну хорошо.

Немного внутренне настраивается, все затихают в ожидании.

Мам, зачем они так? Почему? Для чего?

Ведь меня же учила ты делать иначе…

По разбитой стране, и по жизни дрянной

Ты не плачь только, мам, я ведь тоже заплачу…

Ты скажи им… Чего ж они, суки, глумятся…

Может, стыдно им станет хоть малость тогда,

Вдруг получится нам до души достучаться,

Но боюсь, что за дверью – глухая стена.

И ты знаешь ведь, мам, кто из нас виноват,

Кто беззубо доест эшафотный паек,

И смиренно пойдет под орущий набат

Приклониться главой на багровый пенек.

Может, правда, всё так, так уж выпал нам крест

И нести нам его на могилу себе.

И хоть нам говорят, что отец наш воскрес,

Говорит это тот, что гуляет в Кремле.

Мам, ответь, дорогая, что делать-то нам?

Я люблю это место, тебя, мам, люблю.

Не оставлю никак, ни за что не предам,

Не покину наш дом, не забуду наш люд.

Люд, которому так всё равно, наплевать,

Что на версты от нас непроглядная глушь,

Для себя бы урвать, хоть немного урвать,