Как только я рухнула в кресло, официант принес на стол маленький букет фиалок – мои вкусы тут хорошо знали.
Предстояло трезво обдумать, что я только что натворила. Лучше всего трезвое обдумывание идет – за бокалом хорошего вина.
В принципе, Дай-Пивка вполне укладывался в мои представления о некотором отрезке жизни. Когда-то, судя по расположению на кураторской карте, это место было фронтиром, границей с очередным дурным болотом – язвой на теле мира и напоминанием о страшных магических войнах прошлого. Мне нужно было именно это – немного свободы. Это только сначала кажется, что дворянское происхождение, общая устроенность и богатство родителей – синоним счастья. Ложь. Сказка-замануха для не слишком сообразительных. Это, конечно, все хорошо, деньги нужны для того, чтоб иметь возможность выбора. Вопрос в том, какой выбор потом сделать. У таких, как только что вошедший в «Плющ» Леонард, подобный вопрос не стоит. Радуйся тому, что у тебя есть, радуйся жизни, балуй себя – вот нехитрая установка.
Но со мной всегда было что-то не так.
Думаю, виноват отец. У них с матушкой родилось трое дочерей, а ему, как каждому нормальному мужчине, хотелось сына. Делать сына он стал из меня. Может потому, что я была больше на него похожа, чем пошедшие в маменьку сестры? Не знаю.
«Принимай решения сама! – вбивал он мне в голову лет с трех. – Давай сдачи. Не плачь на людях. Решай свои проблемы сама, как умеешь».
Вот только, когда лет в семь он начал учить меня обращаться с оружием, маменька взбунтовалась. С тех пор отец от моего воспитания был отстранен, но протест против юбок, кружавчиков и слезливых женских романов у меня остался на всю жизнь.
Ну и против стандартного развития событий, разумеется – Университет изящных искусств – балы – замуж – дети – дом. Поэтому, когда у меня внезапно обнаружились серьезные способности к чарам, я ни секунды не размышляя подала заявление в Академию. Все-таки, это поднимало твой статус, пусть не до абсолютно равного с мужчинами уровня, но близко. Я имею в виду, что мага все-таки обычно воспринимают всерьез. И позволяется магу гораздо больше.
Все мои студенческие безобразия, пристрастие к сигариллам и вереница любовников были все тем же протестом, я думаю. Мир сказал мне: ты не будешь носить бриджи, и тебе не положена шпага, теперь я высказывала миру свое «фи».
Вообще, если бы меня попросили нарисовать на листе бумаги всю мою жизнь до этого дня, я бы изобразила множество изящных бокалов с разным вином. Я искала самое вкусное, такое, от которого кружилась бы голова, и хотелось бы танцевать, пробуя каждый сорт по глотку. Искала так, как делаю всё: быстро, жадно и слегка бестолково. А вот интересно, есть ли вообще тот самый бокал? Или это все – просто оправдание начинающемуся алкоголизму?
Хотя, возможно, я не совсем справедлива. В основном все ограничения касались именно статусного, символического проявления. Я могу, например, помогать с управлением города, но при этом, когда после званого ужина мужчины пойдут в курительную, мне надлежит оставаться с женщинами, а не дымить в компании их спутников. Мелочь. Но бесит. Глупость, думаете? А и ладно, я и так их не мало наделала.
В любом случае, некоторые глупости имели свои последствия, с которыми приходилось разбираться. Вот, как эта, например, подходящая к моему столику.
Леонард опустился в кресло напротив и лучезарно улыбнулся, солнце играло в его красиво подстриженной гриве всеми оттенками золотого. Красивый он все-таки.
– Ну как? – откровенно флиртуя, поинтересовался Лео. – Мэтресса – алхимик, как я слышал? Никакой страшной глуши. Можно поздравить?