И вот – повторим – дед познакомил своего внука с этой неведомой жизнью, если угодно – с космосом, который в те годы, признаемся, мало кого интересовал.

Пастор Андреас любил своих прихожан. Называл всех по имени. Знал их нужды и проблемы. Старался помочь – где советом, а иногда и лишним крейцером.

Он не только не берег своего внука от этих проблем, но будто специально – а может, действительно специально – окунал его в это тяжелое, подчас жестокое существование.

Маленький Иоганн Генрих был потрясен.

Слово «нежность», то, которое определяло все его детство, – тут не знали вообще. Ни такого слова, ни понятия просто не существовало.

Маленькие дети – его ровесники – да, ходили в школы катехизиса, где их учили Закону Божьему, немного читать, немного писать, чуточку считать… Но эти знания казались совершенно лишними. С раннего возраста – иногда с пяти-шести лет – дети денно и нощно трудились, в полном смысле слова – работали на износ.

Преодолевая страх и робость, юный Песталоцци пытается говорить с ровесниками. Некрасивые, страшные, грязные маленькие люди. Но агрессии в них нет. Впрочем, и любопытство тоже отсутствует. На лицах его ровесников читается одно: вечная усталость.

На свете существуют дети, не знающие радости… Одно из главных детских открытий будущего великого педагога.

В те годы само общение городского жителя с деревенским – именно общение, разговор, беседа – считалось и зазорным, и глупым делом. Деревенские – люди второго сорта – о чем с ними можно говорить? Что они знают? Какой интерес может быть в этих, с позволения сказать, беседах?