Харитон съёжился, закрыв глаза и не произнося ни звука, энергично отмахнулся.


Полкан вернулся к хозяину, стал тыкать носом под дых. Старик оттолкнул пса.


– Отстань! И ты туда же!


На полдороге бабка опять явила свою непримиримость, чтобы пристыдить мужа бесповоротно и тем самым поторопить его.


– Внучата ввечеру пожалуют… Шурка звонил… А он беседоваит! Беседовальщик!

– Вот ведь… едрёна канитель! – старик вскочил, топнул ногой по мосткам.

– Кормить надоть! – не унималась бабка Анна. – А он сидит, воду бельмами щупаит!

– Сгинь! Сказал, снесу, значит, снесу.


Бабка Анна умолкла, тяжело, вразвалку, одолела горку и скрылась за поворотом.


– Видал, как моя целит? Как ни шмыгай, не увернёсся. Всюду достанет. Килер домашнего быту. Глаз – алмаз, слово – пуля. И как я с ей сорок лет прожил… Загадка психического вещества!


Дикари


На горке показалась иномарка.

У навигационного щита с красной полосой, остановилась. Клацнула дверца водителя, из машины вышел Михаил. Он потянулся, посмотрел в небо, сощурился.

Затем спустился к воде, сел на корточки, ополоснул руки. Прошёл вдоль лодок, выискивая кого-то. Потом в обратную сторону, у мостков задержался.


Пёс бросился на берег, к сумке с мясом, принял оборонительную позицию, пролаял разок для острастки.


– Здравствуйте! Отдыхаете?


Харитон, повернув голову, ответил незнакомцу не сразу.


– Отдыхать – не подыхать. Дачники?

– Да нет, дикари. Нам бы на острова, отец. Подбросите?

– На острова-а? – старик потрепал седую шевелюру.

– Я заплачу.

– А куда ты денесся… А, Бориска? – сказал Харитон тихо, ткнув Бориску в плечо тыльной стороной ладони, и уже громко приезжему: – Скольки вас?

– Трое. Ещё жена и сын. Ну и вещички.

– Ты энто… На зорьке будь готов… – старик придавил Бориске плечо жилистой рукой. – Один не справлюся, поимей в виду… А у меня калым намечается…


Харитон поспешил на берег.


– Обождать могёшь? Сумку вот снесу… Супружница требоваит. Аль сильно поспешаете?

– Да мы дня на три, на четыре. Подождём, – ответил Михаил.

– Ну, тода… – Харитон поднял тяжёлую сумку, крякнул. – Эк, отоварилась!

– Помочь?

– Без надобности. Разгружайтесь пока. Я мигом.


Старик быстро захромал в горку. Пёс потрусил следом, держа морду у самой сумки. Михаил направился к машине.


– Порядок. Вытряхивайтесь, господа! Аля! Санёк! Перевозчик скоро будет.


Из машины вышла Альбина в тёмных очках и сын, Санёк. Михаил открыл багажник.


Альбина скрестила руки на груди, произнесла с растяжкой:

– А вот интересно… почему ты именно сюда привёз?


Михаил пожал плечами.


– Да не знаю… Само собой получилось…

– В такую даль…

– Аля, тебе не угодишь. Сама же хотела на природу. Вот тебе природа. Река. Вон острова…

– И чем они особенные, эти острова? Разве ближе не было?

– Ближе – народ, суета. А здесь тихо. Отдохнём, как белые люди.


Михаил вытащил из багажника палатку, удочки, рюкзаки.


– Санёк! А где Санёк?


Санёк, ему лет пятнадцать, в это время забрался на одну из опор навигационной мачты и с высоты взирал на реку.


– Я здесь, люди! – Санёк помахал с верхотуры.

– Смотри, шею не сверни, монтажник-высотник!


Альбина увидела сына на мачте, ахнула.

– Саня! Сейчас же спускайся! Я боюсь!

– Мам, всё под контролем.


Альбина расположилась на траве у машины, сняла очки, подставив солнцу лицо, замерла. Михаил захлопнул багажник и в ожидании перевозчика приземлился рядом с женой.


Где-то рядом громко солировала сорока, ей подпевал воробьиный хор.


А Бориска всё сидел, одиноко покачиваясь на мостках, словно творил молитву.

Вдруг он сильно наклонился вперёд и колодой упал в воду, лицом вниз. Река тихо проглотила человека, пустила несколько кругов, как облизнулась, и снова мелкой рябью засверкала на солнце.