– Думаю, картина предельно ясная, – голос Хэннена был спокоен и тверд, – мы должны опередить Советы.

Президент молчал, пытаясь выстроить мысли в логическую цепь. Ладони покрылись потом. «Что, если они не планируют первый удар? Что, если они верят, что это мы?.. Если мы продемонстрируем силу, не подтолкнет ли это их переступить через край?»

Хэннен взял сигарету из серебряного портсигара и закурил. И опять глаза Президента оказались прикованы к пламени.

– Сэр, – Хэннен отвечал мягко, как будто разговаривал с неразвитым ребенком, – если Советы что-нибудь уважают, так это силу. Вам это известно не хуже, чем любому из присутствующих в этом кабинете, особенно после инцидента в Персидском заливе. Им нужна территория, и ради этого они готовы уничтожить нас и понести свою долю потерь. Черт, ведь их экономика слабее нашей. Они собираются провоцировать нас, пока мы не сломаемся или не ударим, а если мы затянем, не сломаемся… Боже, помоги нам!

– Нет, – потряс головой Президент. Они повторяли это много раз, и эта идея надоела ему до тошноты. – Нет, мы не нанесем первого удара.

– Советы, – терпеливо продолжал Хэннен, – понимают дипломатию кулака. Я не говорю, что считаю, будто мы должны уничтожить Советский Союз. Но я правда верю – истово – что сейчас самое время сказать им, и решительно, что нас не подтолкнешь и мы не позволим их ядерным подлодкам осаждать наши побережья в ожидании сигнала к пуску.

Президент уставился на свои руки. Галстук казался петлей висельника, и пот выступил под мышками и на пояснице.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– То, что мы должны немедленно перехватить их чертовы подлодки. Мы уничтожим их, если они не уберутся. Мы приведем в боевую готовность «ноль» все наши военно-воздушные базы и установки МБР. – Хэннен быстро оглядел сидящих за столом, чтобы оценить, кто за его предложение. Только вице-президент отвел взгляд, но Хэннен знал, что это слабый человек и его мнение не имеет веса. – Мы можем перехватить любое советское судно с ядерным оружием, выходящее из Риги, Мурманска или Владивостока. Мы снова возьмем моря под контроль, и если это означает ограниченный ядерный контакт, пусть будет так.

– Блокада… – сказал Президент, – а не захочется ли им воевать еще сильнее?

– Сэр? – генерал Синклер говорил по-виргински неторопливо и выражался просто. – Я думаю, объяснение таково: Иван должен поверить, что мы рискнем задницами, чтобы они взлетели до небес. Честно говоря, сэр, я не думаю, что здесь есть хоть один человек, который будет сидеть сложа руки, позволяя Ивану спокойно забрасывать нас ракетно-ядерным дерьмом, не отвечая ударом на удар, не думая при этом, каков уровень потерь. – Он наклонился вперед и уставился своим сверлящим взглядом на Президента. – Я могу привести стратегические военно-воздушные силы и североамериканскую систему противовоздушной обороны в состояние нулевой боевой готовности через две минуты после вашего «добро». Я могу привести эскадрилью «B-1» прямо к границам Ивана в течение одного часа. Только дайте мне слабый намек, вы понимаете…

– Но… они подумают, что мы атакуем!

– Дело в том, что они поймут: мы не боимся, – Хэннен стряхнул столбик пепла в пепельницу, – даже если это безумие. Но, Бог свидетель, русские уважают безумие больше, чем страх. Если мы дадим им подвести ядерные ракеты, направленные на наши побережья, и при этом не пошевельнем и пальцем, мы подпишем смертный приговор Соединенным Штатам Америки!

Президент закрыл глаза. Резко опять открыл их. Ему привиделись горящие города и обуглившиеся темные предметы, некогда бывшие человеческими существами. С усилием он произнес: