– Привал, – заключила Айенга. – Во-он ель погуще, под нею и отдохнем. Я-то думала, раз ты с юга, должен знать, что солнечный жар печет в эту пору немилосердно!

Йэстен только посмеялся – южанин-то южанин, а на то и попался: понадеялся на сказки о том, что на севере-де холодно даже летом!

Отдохнув, он водрузил на голову шапку – по эклисской моде пошитая, синяя с белым, она смотрелась, наверное, с его нынешним нарядом странновато, но да выбирать-то не приходилось.

Двинулись в путь снова – Айенга сказала, дорога неблизкая предстоит. Миновали горы – меж отрогов гулял вольный, свежий ветер, холодящий уши, несущий, казалось, дыхание снега с самой вершины пика дальних гор. Снова пахнуло солью – хотя море осталось уже далеко. Йэстен припомнил свои сны и подумал – я сюда вернусь по зиме. Посмотрю на эти горы и это распадок. Я найду, откуда шел тот незнакомец в темном плаще из моих снов – если не узнаю этого раньше, конечно.

Дорога растянулась на добрых два дня – за горами потянулись холмы, местами их сплошь покрывал лес, сначала прозрачный березовый, потом – густой и темный еловый, потом – смешанный. В нем и пришлось ночевать – Айенга сказала, что сейчас, летом, настоящей темноты не будет, только густые сумерки, но в лесу все равно толком ничего под ногами не разглядишь, даже если выйдет луна.

– Да и нет нужды мучить себя бессонной ночью, – заключила она.

Йэстен развел костер, пожарил над углями лепешку да разогрел ломоть копченого мяса, что взял с собой из лесной усадьбы по совету Айенги, и, пока не стемнело совсем, насобирал малины.

Нагрел чаю с лесной мятой, поужинал – лепешку и мясо делил с Айенгой, ягоду ел сам – к мелкой лесной северной ягоде он пристрастился так, что и не ожидал от себя. Даже сладкие домашние сливы казались и вполовину не так вкусны почему-то.

Мясо, терпкое от дыма и трав, казалось одновременно чуть горчащим и сладковатым – Айенга говорила, это лосятина. Еще одно незнакомое кушанье, но Йэстен уже устал удивляться. Он знал, что знакомой пищи не увидит еще долго, а лосятина была даже вкусна по-своему, хоть и жестковата.

Скай улегся уже привычно клубком, и всадник устроился рядом – не успел подумать, что, наверное, чтоб тролли больше не шалили, надо бы сторожить по очереди, но Айенга опередила:

– Спи, я посторожу. Мне несложно.

Спалось, впрочем, не слишком сладко – впервые с прилета Йэстен видел сон не о том, что окружало минувшим днем: такие сны обычно снятся просто уставшим людям. Нет, теперь ему снилось совсем другое. И не сказать, что было оно хоть сколько-то приятным.

Он тревожно вздрагивал во сне, несколько раз просыпался, поднимал голову и мучительно смотрел вверх, в небо – черные в ночной темноте, неразумные после сна глаза его отражали в себе искры от костра, что исправно ворошила длинной веткой волчица, и словно искали что-то в ночном темно-синем небесном бархате. С этого бархата вниз глядели драгоценными каменьями мерцающие звезды, а после над макушками деревьев взошла полная луна – бело-голубой ее свет хлынул меж ветвей, коснулся беспокойно спящего всадника, вычертил серебряной краской силуэты волчицы и дракона и, наверное, проник в сонное видение Йэстена, растворив его, залив непроглядным молочным туманом – потому что после этого всадник перестал ворочаться и вздрагивать, а вздохнул поглубже, накинул на голову полу плаща и уснул наконец спокойно и легко.

За лесом, в котором пережидали ночь, холмы вышли все, сгладились, идти стало легче, лесные тропы сделались просторнее – редколесье пошло. Зато под ногами – не в пример сыро, сухие песчанистые тропы сменил густой, точно лучший бархат, изумрудный мох, который сочно прогибался под ногами и влажно взблескивал во вмятинах следов… впереди было болото.