Наконец сквозь пелену снега я заметила фонари.

– Ой, нет, нет, нет! – возмущенно и пискляво затараторил блуждающий огонек, опять начиная биться о мое плечо. Причем налетал и врезался он так резко, что я всерьез забеспокоилась, как бы он сам себе не навредил. – Туда не ходи, нельзя! Там живут злые люди. Они делают ложные огни, да такие яркие, что я начинаю тускнеть.

– Да, а еще там горячие печки, и я не замерзну, – сердито парировала я.

– Замерзнуть на самом деле не так уж плохо, как ты думаешь. Хотя утонуть все же гораздо лучше. Все происходит быстро и безболезненно. Сама увидишь. Просто идем со мной, и все будет хорошо.

Мне даже стало немножко жаль этот блуждающий огонек, который так старался не отстать от меня в эту холодную метель. Но я не стала обращать на него внимания.

– Только не прячься снова. Я тебя так долго искал, – взмолился мне вслед блуждающий огонек, когда я прошла под первым масляным фонарем и очутилась в человеческом поселении. На въездной арке можно было прочесть только «…в… ах», потому что оставшиеся буквы или заледенели, или были скрыты плющом. Но все, кто мало-мальски ориентировался в этой местности, знали, что поселение это – Равенах. Здесь располагалась последняя ночлежка на южном шоссе к Вальбету. Потому-то в этой крошечной деревушке и горели фонари, а дорожки, пусть частично, но были расчищены от снега. Важный государственный объект как-никак.

– А надолго ты здесь задержишься? – блуждающий огонек отчаянно метался на световой границе – точно побитая собака. – Точно не хочешь пойти со мной?

– Не желаю, – фыркнула я и направилась прямо к первому двору на окраине леса.

– Девочка-человечка, вернииииись!

Под козырьком входной двери мне пришлось заново вспоминать, как пользоваться руками. Даже такой простой жест, как стук в дверь, дался мне невероятно тяжело. Казалось, что у меня все суставы каменные. А пока я ждала, что мне кто-то откроет, я внезапно осознала, как я истощена и измучена. Я начала дрожать. И не только от холода.

Бородатый и наполовину лысый мужчина чуть приоткрыл дверь. Свет и тепло дома, а также аромат горячего свекольного супа буквально сразили меня. Просто настоящий рай.

– Во имя Сольфура и Темной богини! – выругался мужчина и снова захлопнул дверь. Через мгновение я услышала, как он крикнул: – Ригурт! Это к тебе!

Послышались гулкие шаги, негромкое бормотание, кто-то снова выругался, но дверь все же снова открыли. Теперь на пороге появился другой бородатый мужчина – без лысины, с пышной седой шевелюрой. На руках он держал ребенка.

– Нет-нет, Синта, на ночь я тебя не пущу, – прогудел он и уже собирался закрывать дверь. Я поспешно придержала ее рукой в перчатке.

– Ты это всерьез, Ригурт? – ошарашенно спросила я. – Оставишь меня в метель на улице умирать?

Лесоруб тяжело вздохнул, точно и сам был не рад, что все так складывается. Он замялся, но шагнул ближе и, понизив голос, сказал:

– Ты не понимаешь. Тут такое случилось, просто кошмар. Нынче утром старого ткача обнаружили мертвым в его мастерской. Все внутренности наружу. Понимаешь же, что я имею в виду?

Тут уже настала моя очередь ругаться. Я не знала старого ткача, но убийство всегда пробуждало в людях тревогу. А еще сгоряча дров легко наломать. Чаще всего обвинить во всем плохом старались кидхов, и заканчивалось все травлей. Однозначно не лучший момент, чтобы бхиксам, вроде меня, появляться в таком месте – опаснее, чем даже чистокровным кидхам. Но что мне оставалось?

– Слушай, да ведь я и в хлеву могу лечь, – предложила я, даже не пытаясь в тот момент скрыть отчаяние в голосе. – Меня никто не заметит, обещаю.