Поутру он нашел полузанесенную снегом тропинку. Добрался до храмов Эйке – монахи отогрели его, накормили. Про изуродованную беседку слушали, качая головой, однако недоброго слова никто не сказал.

«Ты остался в живых, малыш – по сравнению с этим доски значат не больше, чем летом – растаявший снег. Весной мы починим беседку». Буро-желтая одежда монахов, казалось, излучала тепло, и теплыми были слова. Йири низко склонился перед ними, благодаря за заботу, намереваясь сейчас же отправиться дальше. Однако, поднявшись, он почувствовал, что куда-то падает – а потом большая желтая птица несла его куда-то, и там было хорошо и спокойно…

Он отсыпался целые сутки. Маленькая комнатка, увешанная циновками, была очень простой, почти бедной, однако такой уютной. Телу так не хотелось ее покидать – хотя сердце рвалось в родные места, которые были совсем уже близко. Казалось, зеленая халцедоновая фигурка на шее Йири начинает дышать в предчувствии дома.

…Услыхав далекие голоса, приветствия – а впрочем, какое там «услыхав», домик стоял на отшибе – девочка побежала по тропинке, позабыв вязанку хвороста возле порога. Завизжала, видя фигурку, черную на утреннем ярком снегу. Кинулась брату на шею – чуть не свалила его в сугроб. Мальчишка прижался щекой к волосам сестры, обнимая ее – он был дома.

А потом был огонь очага, несытная похлебка из корней и сухих овощей, кашель дяди и причитания тетки. Сестренки, изменившиеся за три с половиной месяца. Или просто он раньше не замечал? Старшая, с круглым плосковатым лицом, была теперь вылитая тетка Йири, только молоденькая. Коренастая, чуть неуклюжая, обычно такая медлительная, она суетилась возле брата, глядя на него с бесконечной преданностью. Младшая, Аюрин, шустрая, остренькая, юркая, как водяной уж, расспрашивала Йири, не переставая, поблескивала черными глазами, одергивала младшего брата почем зря. А тот, всегда ревниво относившийся к Йири, теперь, похоже, соскучился искренне и был рад, непривычно, неловко тянулся к вернувшемуся подростку. Впервые Йири было так хорошо. Впервые все суетились вокруг него. И делать ничего не хотелось, было приятно просто смотреть на родные лица, огонь и отвечать на вопросы – хотя и говорить не особо тянуло.

Денег он привез немного – однако семья переживет эту зиму спокойно, если, конечно, Иями и Кори-са будут милостивы к ним.

– Ты снова уйдешь? – спросила старшая из сестренок.

– Если все будут здоровы, уйду.

– Знаешь… – она чуть покраснела, – сын кузнеца сказал, что я ему нравлюсь, и он подождет, пока я войду в возраст, а потом возьмет меня в жены.

Йири подумал немного, пытаясь представить, будут ли они хорошей парой. Кажется, да.

– Ну…Листья опадают не сразу. Это не скоро.

Сестренка коснулась его отросших волос, которые он теперь для удобства собирал в хвост, как многие на северо-востоке.

– А еще отец говорил, что дочь нашего соседа, господина Сотэ, увезли в город. Счастливая, правда? Она богатая и красивая, а в городе ее еще научат всякому, наверное…

«Лин».

Йири помолчал пару секунд, потом грустно улыбнулся. Кончилась сказка. Опустел навсегда изогнутый мостик. Кто будет отражаться в маленьком светлом озере? Ветви и облака…

Столица

Голос, немного надтреснутый, убаюкивал.

– Когда-то в нас текла одна кровь. Мы были родственниками, не самыми близкими, но все же… Наши девушки становились их женами, и наоборот. Давно это было… Тогда отдельные племена кочевали по нынешним землям тхай и сууру-лэ. Потом мы встретили пришедших с той стороны пролива, селившихся на наших землях. Они дали нам знания. Но сууру хотели другого. Они построили свою жизнь на развалинах Талы. Много войн было между нами, пока не определились границы. Тогда мы стали чужими друг другу. Они больше склонны к показной пышности; там, где сууру открыто тщеславны, тхай холодны. Но мы ближе им, чем синну, хоть в последнее время между нами и детьми Огня мир. А с западными соседями настоящего мира у нас не будет никогда. Мы слишком похожи.