Военег даже не моргнул, его лицо будто окаменело, и Нежате хотелось наговорить ещё больше колкостей, чтобы хоть как-то расшевелить его, увидеть, что он живой человек, а не ледяной истукан.

– Пойду за другого, – продолжила царевна, и прошлась так близко к Военегу, что задела его сапоги подолом своего платья. – Станет Ружан царём, Рагдая своим воеводой поставит, а ты найдёшь молодую жену вместо погибшей Малы и заживёшь с ней тихо в боярском тереме. Так старость и встретишь.

– За кого пойдёшь?

Нежата развернулась, и кончик её косы мазнул Военега по руке. Воевода вздрогнул и отшатнулся, словно его ударили. Нежата с трудом сдержала победную улыбку.

– Тебе не скажу. Ты меня обижаешь, в светлицу врываешься, давишь на меня, будто лучше тебя женихов во всём свете не сыскать. Вот сыщу, и увидишь, когда будешь на свадьбе моей гулять.

Военег потянулся к ней, будто хотел схватить за локоть, но Нежата ловко увернулась, да так, что и не поймёшь, умышленно отстранилась или так само получилось.

– Царицей будешь! – рыкнул Военег, теряя терпение. – Кто ещё тебе такое предложит? Скажи мне, кто?! Самоцветами тебя осыплю, Стрейвинские земли подарю, а тех, кто посмеет колдуньей назвать, на кол сажать буду!

– Так разве смеет кто-то называть?

Нежата села на сундук и склонила голову, рассматривая Военега. Ах, страшен он всё-таки был, но и красив, как бывает страшна и красива ночная гроза. Ей нравилось его дразнить, но всё же душой царевна не кривила: не пошла бы за него, только за другого, за того, кто зеркало ей подарил, а вместе с ним – и колдовскую силу.

– Смеют, царевна. Ходят разные толки, я бывал в деревнях, слушал. Болтают, будто ты лягушкой оборачиваешься и бегаешь к чародею миловаться. Я все слухи вырежу. Не посмеют больше языками чесать.

– Меня забавляют слухи. Пускай люди говорят, нужно же развлекаться и кем-то детей пугать. Пусть царевной и пугают.

Военег мучился, смотрел на неё и будто не мог подобрать верных слов.

– Ружан злой человек, – наконец выдавил он. – Как и мой Рагдай. Если станет Ружан царём, что они с тобой сделают? Не отправят ли в монастырь? А со мной под защитой будешь, что бы ни случилось.

– Ах, как ты заботишься обо мне, Военег! – мурлыкнула Нежата и наигранно робко взяла воеводу за грубую руку, покрытую шрамами. – Но есть у меня тот, кто позаботится даже лучше тебя. Да всё равно ты не подарок – не ты ли говорил, что готов убить моих братьев, чтобы самому царём стать? Что сказал бы на это мой бедный отец?

Нежата стиснула руки Военега и потянулась к нему, будто хотела поцеловать, а воевода сам оттолкнул её, развернулся и прорычал:

– Ядовитая ты девка, царевна Нежата. Как бы твой яд саму тебя не отравил.

Он вышел из светлицы, даже не обернувшись.

Ружан умел вязать узлы – сколько ни дёргался Ивлад, как ни напрягал мышцы, как ни пытался выскользнуть, а верёвки держали крепко.

Босые ноги онемели от холода, но в остальном Ивлад не чувствовал себя замерзающим. Сперва, когда Ружан натёр его голую грудь снегом, Ивладу показалось, что он умрёт уже очень скоро – стало так страшно и тоскливо. Нередко в деревнях мужья привязывали зимой в лесу неверных жён – пускай забирает их ледяной колдун. Если ночью стоял трескучий мороз, как сейчас, то смерть приходила быстро. Ивлад не ждал лёгкой гибели, всё-таки одежда на нём оставалась, да и сам он не жаловался на здоровье, но шёл час за часом, выползало негреющее белое солнце из-за лесных вершин, а сердце Ивлада не замедлялось. Тогда-то он понял: сестрина накидка грела, да не просто, а по-колдовскому.