– Из Кордии?! – искренне удивился Бехмут, отпивая чай. – И тебя там не схватили, чтобы вздёрнуть на рее? Что-то новое.

– Вздёрнуть? – Белый Лев громко расхохотался. – А это ты видел?

Капитан достал из-за пазухи увенчанный большой печатью документ, с явной гордостью развернул и показал его собеседнику, пояснив:

– С тех пор, как Кестера сбросили с трона, в Кордии всё по-другому. Я теперь личный капер его нового благословенного величества Шарля Мадино! А королевский флот меня охраняет! Вот так. Да у меня сейчас в трюме бунтовщиков из Ньетто больше, чем бывает селёдок в бочке!

Тозаль бережно спрятал свой документ обратно.

– А этого вот красавчика, – капитан кивнул в сторону клетки, – мне продал их новый король лично! Так что я теперь у берегов Кордии – самый желанный гость. Сейчас отторгуюсь на вашем рынке и опять поплыву до Ньетто за новыми дармовыми рабами. Их в Норрвальдо теперь отгружают за сущие гроши! Даже ловить никого не надо: приходи и забирай из тюрьмы сколько хочешь! И не какие-нибудь там полудохлые отбросы, нет! Все как один: сильные, поджарые, злобные, что ваши степные волки! Лучшие бойцы Кордии! Тебе часом не нужны такие? Отдам не очень дорого. Только тебе, как другу!

– Интересно. Вот как всё меняется в этой жизни. – Бехмут задумчиво огладил окладистую бороду и снова посмотрел на клетку. – Нет, другие рабы мне сейчас не нужны. Даже такая редкость как ньеттийцы. Расскажи лучше про этого. Он из самой Кордии? И зачем его там выкрасили?

– Обижаешь, дорогой мой. Обижаешь честного моряка! – Тозаль поставил пиалу и слегка отстранился. – Разве я хоть раз привозил тебе порченый или поддельный товар? Этот раб такой и есть: рыжий как огонь! Поверь мне, за то время, что мы были в море, любая краска давно сошла бы с волос. Он на самом деле рыжий!

– И откуда же такое диво? – всё ещё недоверчиво глядя на капитана, протянул Бехмут. – По-настоящему каурые рабы даже через мои руки ни разу не проходили.

– Ты мне не поверишь, дорогой друг, но он из Ньетто! Да-да. Чистокровный! Оказывается, среди этого крикливого приморского воронья могут рождаться такие вот жар-птицы! Редко – один на тысячу – но могут! Только они, как мне сказали, обычно прячут волосы под платки так, чтобы никто никогда их масть не видел. Какие-то там с этим суеверия связаны… А с учётом того, что до сих пор взрослых ньеттийцев почти невозможно было заполучить в рабство, немудрено, что нам с тобой такие огоньки прежде не попадались.

– Допустим. – Бехмут соблаговолил кивнуть и примирительно отпил глоток чая. – А почему он в клетке? Чего ты эту золотую рыбку в отдельном садке держишь? Чтобы другие не покусали, что ли?

– Покусали… – Снова берясь за пиалу, Тозаль скривился так, словно хлебнул чего-то давно прокисшего. – Его, пожалуй, покусаешь… Нет. На то, чтобы везти рыжего именно так, были совсем другие причины… Думаешь, раз он такой худой да бледный, так ни на что не способен? О нет. Твой красавчик не так-то прост. У этой рыбки зубы такие, что крокодилу хребет перекусить могут. Потому я и решил доставить его не куда-нибудь, а прямо к тебе.

Капитан отпил ещё глоток чая и продолжил:

– Ты не смотри, что он такой тощий. Поверь, если дать ему волю, он даже сейчас голыми руками убьёт лучшего воина. Да. Мне всё-всё об этом рабе рассказали, когда доставили из самой страшной их тюрьмы: что он умеет, что знает, на что способен… В общем, всё, кроме его прошлого имени. Да и кому оно теперь нужно? А ещё предупредили, что его ни в коем случае нельзя держать вместе с остальными ньеттийцами. Они, мол, если своего рыжего в неволе увидят, так с ума все сойдут да начнут охране зубами глотки рвать. Говорят, что эти дикари таких вот каурых считают даром богов и защищают от чужаков до последнего. А привезли мне твоего красавчика вот в этой самой клетке, словно настоящего дикого зверя. Кстати, смотри, дорогой, какая удобная вещь! Видишь щель снизу? Как раз подходит, чтобы миску корма протолкнуть или ящик с песком поменять. Потому как отпирать клетку ни в коем случае нельзя. Да. Слишком опасно. Я сам убедился!