Неожиданно лиричные строки, не свойственные Загору, отражают страстность и глубину его отношений с Ладой Оночкой. «Часто мы совершали многодневные переходы. Плечом к плечу, молча. При этом мы чувствовали друг друга, словно любовники в момент наивысшего экстаза, двигаясь по заполярским бескрайностям одним телом и одной душой. Нередко, мы несколько дней не выходили из яранги. В звенящем от комарья северном лете или в жутчайшей в этих краях зимы ни я, ни Лада не чувствовали времени, не замечали других людей и не чувствовали мира. Мы были одни друг для друга…», – так писал Инойк в «Сгоревших дневниках»[9].

С другой стороны эти два четверостишья можно воспринимать в виде констатации бренности земного существования в теле людней. В этом ключе плотская любовь являлась и для Инойка, и для Лады квинтэссенцией конечности в человеке, актом включения в Земную любовь и одновременно чувственным пределом Универсума для любого адепта Пути.[10]

Отмечу, что, несмотря на современное звучание шестого стиха, текст стилизован учёным под напевы людней Среднеполярья. Незначительное количество заполярцев, проживающих в Северных пределах, постоянная кочевая жизнь и суровые условия этих широт уравнивали мужчину и женщину в правах. Свободные отношения населения Срединного За-Полярья удивляли ещё древних путешественников, которые, в зависимости от личных воззрений, или негодовали по этому поводу, или восхищались.

Первые две строки являются фактически прямой цитатой из популярных некогда изречений героического реально существовавшего средневекового персонажа – Хомлинта в изложении мифического автора по прозвищу «Потрясатель копьём», что делает эти две строфы не совсем понятными для чтения даже вдумчивым читателем. Тем не менее я берусь утверждать, исходя из дальнейшего текста, что Инойк Загор в этих стихах подчёркивает амбивалентность человеческого существования. С одной стороны, личность существует в ментальном пространстве, где индивид обретает настоящую свободу. С другой же стороны, жизнь сознания, жизнь духа оборачиваются в ничто без феноменального мира, где сущее обретает вид необходимого. Предпочтения автора явно на стороне ментального как дома бытия людней.[11]

Очевидно, ко времени, когда исчезнувший учёный поменял хоть сколько-нибудь крупные городки Срединного За-Полярья на дальние стойбища выпасов северных яков, он чётко представлял себе, что такое путь к телу Ангойяны. Его первые опубликованные и неопубликованные работы в области внепространственных перемещений датируются периодом 2079 гг. по Стандартному летоисчислению. Научные тексты этого времени содержат значительное количество терминов, употребляемых заполярскими шаманами[12], а корпус текстов прямо коррелирует с мифологией космогенеза изустных рассказов Учителей и Посвящённых. В дальнейшем, вплоть до 2084 года, работы первопроходца в области транспространственного серфинга обретали собственную терминологию и практику, но органическая связь с пониманием мира как вечно движущейся Ангойяны прослеживается во всех текстах, а нередко и подчёркивается автором.