Что же там происходило? Мне эти ночные собрания напоминали вечера танцев в деревне, куда народ приходит вдвоем или поодиночке пообщаться, поразвлечься, а то и приударить за противоположным полом. В научной литературе, однако, об аллигаторовых “танцах” не нашлось ни единого упоминания, и местные натуралисты, которых я пытался расспросить, понятия не имели, о чем я говорю.

У меня это просто в голове не укладывалось. Миссисипский аллигатор, пожалуй, самая изученная рептилия в мире. Подробные тексты о его биологии писали многие знаменитые ученые начиная с восемнадцатого века. Его анатомии, физиологии, демографии популяций и, разумеется, поведению посвящено свыше тысячи научных статей. “Танцы” очень легко увидеть: любой житель Майами может добраться до Тропы Змеешеек меньше чем за два часа. Но никто никогда не замечал, что аллигаторы “танцуют” по ночам. Как такое возможно?

В конце концов я понял, почему мне так повезло. “Танцы” практически невозможно наблюдать в неволе. Аллигаторы, живущие в зоопарках и на фермах, содержатся вместе весь год и отлично друг друга знают, так что им нет необходимости знакомиться и выяснять отношения. А если кто-то все-таки видел, как они плавают кругами и плещутся, то вряд ли понял, что происходит. Наверняка рыбаки, охотники, да и просто туристы иногда видели “танцы”, но не обращали внимания или не понимали, что перед ними что-то необычное. Что же касается зоологов… Всем известно, что аллигаторы – животные в основном ночные, но почему-то те несколько человек, которые изучали их поведение в природе, интересовались в основном заботой о потомстве и наблюдения проводили исключительно днем.

Люди – существа дневные. Даже опытные биологи часто чувствуют себя неуютно в лесу или на болоте ночью. Я знаю нескольких, проработавших в джунглях много лет и ни разу не выходивших из дома или палатки после захода солнца.

Мне повезло: я родился без врожденной боязни темноты. Для меня ночь – самое волшебное время суток. Мне всегда плохо спится в полнолуние; мне не надоедает час за часом бродить по ночным лесам и пустыням или плавать над спящими коралловыми рифами. И я давно понял, что по ночам там можно увидеть намного больше интересного, чем днем.

Я родился и вырос в центре Москвы. К четырем годам я уже вовсю интересовался дикой природой, но вокруг ее почти не было. Летом я жил за городом, но в остальное время единственной живностью были голуби, воробьи, а после схода снега – немногочисленные насекомые на газонах и в парках. Моя мама – нормальный человек, а не натуралист. Она сочувствовала моему увлечению, но мало чем могла помочь. Ее больше заботило мое общее образование, поэтому, когда мне исполнилось пять, она повела меня в Большой театр на “Лебединое озеро”.

Балет должен был закончиться намного позже, чем меня обычно отправляли спать. На всем его протяжении я постоянно говорил: “хорошо бы он продлился подольше”, “только бы он не кончался”, а мама радовалась, что такой маленький ребенок уже наслаждается классической музыкой. Но я все продолжал повторять то же самое, и в конце концов она спросила меня:

– А почему ты так хочешь, чтобы балет длился подольше?

– Потому что если он закончится поздно ночью, то по дороге домой мы сможем увидеть летучих мышей, – ответил я.

В семь лет я уже настолько часто вытаскивал маму на ночные прогулки по пригородным лесам, что они начали ей нравиться. В советские времена это было относительно безопасно. Заразить ее моей страстью к биологии я так и не сумел, но путешествовать по дальним странам она полюбила и красоту природы вполне чувствует.