– Бунгло говорит, что принимает тебя как друга, – пояснила Саломея Филиппу.
Филиппу действия Бунгло понравились. Он смело обнял медведя и поцеловал его в ответ.
Тем временем Захарий вытер слезы, успокоился, но оборванная в сердце нить так и осталась оборванной.
– Вернусь в город, – сказал он Саломее и, как бы извиняясь перед ней, что не может остаться, добавил: – есть дела…
– Хорошо, дядя Захарий, но до того, как уйдёшь, хочу кое-что показать тебе. Думаю, я выполняю желание Амон-Ра. Пойдём со мной! – и Саломея повела его в Пещеру Господа.
Пещера была освещена семью свечами.
Захарий оглянулся вокруг, и глаза его остановились на необычном человеческом образе, нарисованном на стене.
– Ты узнаешь Его? – спросила Саломея.
– Да, это Иисус Христос! – уверенно сказал Захарий.
– Его нарисовал дядя Андрей и десять лет ждал в этой Пещере Его появления. Амон-Ра рассказал мне, как однажды, когда Андрей и он помолились здесь, вдруг Иисус Христос сошёл со стены, подошёл к Андрею, положил ему руку на голову и сказал: «Мир вам! Андрей, не задерживайся, поспеши к своему брату…» С того дня прошло два года… – после минутного молчания Саломея добавила, – Дядя Захарий, чувствую, что нужно оставить тебя наедине с образом Иисуса Христа…
Саломея вышла из Пещеры.
Зачарованный Захарий вначале долго смотрел на Образ. Всё внутри его впитывало свет, исходящий от Образа. Свет этот ему уже знаком со вчерашнего вечера, когда он шёл по тропинке к Пещерам Философа.
Тело его задрожало.
Потом он опустился на колени.
Ему захотелось помолиться, но молитв он не знал. Тем не менее, уста его зашевелились. Не думая, зачем он это делает, старый ювелир начал нашёптывать таинства, которыми он пользовался, когда готовил какое-либо изделие. Слова этих таинств, сочинённые им же в течение своей долгой жизни и таинства, заложенные им же в них, произносили его уста как молитвы. Они исходили из глубин его сущности, из самого центра сердца.
Мысли о распятом Христе, о побитом камнями Амон-Ра, чувство страдания от утрат, отвлечённость от внешнего мира и всё большее погружение в некую бездну Света складывались в его душе как молитва, устремлённость. Напряжение струн духа уловило слова, которыми была пропитана Пещера. Слезы умиления и страдания омывали сердце Захария, и он прошептал самозабвенно:
Владыка Всемогущий!
Преклоняюсь перед Твоим Святым Именем! Взвали на плечи мои ношу Твою,
И дай мне нести её по тернистой тропинке К вершине горы,
Откуда смогу постигнуть безграничность Любви Твоей
И осознать глубину Мудрости Твоей. Аминь!
Уста его повторяли эту молитву вновь и вновь, душа Захария возвышалась в иные пространства Света. Там чьи-то заботливые руки опять вернули Захария в Пещеру Господа. «Где я был и где я сейчас?» – подумал старый ювелир. Он встал и как будто на крыльях покинул Пещеру.
Мальчики оживлённо рассказывали Саломее об Иакове и Илье, о строительстве дворца Юстиниана.
Захарий посмотрел на солнце и удивился: оно клонилось к закату. Он провёл в Пещере Господа весь день!
Саломея, увидев его, улыбнулась.
– Дядя Захарий, тебя не узнать, ты весь светишься…
– Спасибо тебе, доченька… – только и сказал Захарий. Сильные переживания не давали ему говорить о чём-либо. Он поцеловал Саломею, помахал рукой мальчикам в знак прощания и шагнул в сторону тропинки. В это время Бунгло успел похлопать его по плечу, мол, «ты хороший, не забывай наши Пещеры».
– Мы навестим тебя, дядя Захарий! – догнал его голос Саломеи.
Шагал Захарий вниз по горной тропинке и уносил с собой более тяжёлую ношу, чем когда поднимался в Пещеры Философа.