– Интересно, как звучит в море голос собеседника? Мне кажется, чувства того, с кем он общается, должны обволакивать все его тело.

Всем телом воспринимать те чувства, что направлены на тебя, всем телом их слушать. Наверное, это так приятно!

– Представляешь – как бы далеко вы ни находились друг от друга, можно ощущать то, что чувствует к тебе твой сородич. Правда, есть и те, кто лишен этого счастья.

Мальчик вдруг резко встал. Он недовольно нахмурился и скривил губы. Я даже не успела спросить, в чем дело, как его след простыл.

– Я же еще не успела ничего рассказать!

Когда он проявил интерес к голосам китов, я решила рассказать ему все, потому что мне показалось, что он поймет, почему слушаю голоса китов.

– Интересно, придет ли он еще? – тихо пробормотала я.

* * *

В интернет-магазине я купила велосипед. Меня беспокоило, что я мало двигаюсь, а еще хотелось бы расширить свою сферу передвижения. Теперь, если постараться, можно было добраться и до «Иона». Кто бы мог подумать, что именно в деревне осознаешь истинную ценность онлайн-магазинов? Все-таки невозможно прожить с одним «Кондо-мартом». В ожидании, когда на тамошних полках появится сицилийское вино или бельгийское пиво, пожалуй, и умереть успеешь.

Я отправилась покататься на только что доставленном велосипеде. Съехав с холма, заработала педалями, направляясь в сторону рыбного рынка, где раньше почти не бывала. Миновала группку зданий с опущенными ржавыми ставнями-жалюзи – видимо, раньше это были частные магазинчики. Один участок – кажется, детская площадка – зарос травой, доходившей мне до пояса, одиноко торчали шарообразная конструкция для лазания – «паутинка» с облезлой краской – и горка.

– И как ты, бабуля, здесь жила? – пробормотала я про себя.


Работая гейшей в Токио, бабушка, говорят, вела роскошную жизнь. По словам матери, у них была экономка, бабушка обучала молодежь и выбиралась то в Асакусу, то в театры – в общем, привыкла проводить время изысканно. Судя по рассказам, она перебралась сюда, когда мне было три года, так что ей тогда было около шестидесяти. Надо же – в солидном возрасте устроить себе такое приключение как переезд, да еще и в город, где ничего нет, да еще и в одиночку! Я вот до этого не жила богато – и то ощущаю неудобства.

«Жила напоказ, – фыркала мать. – Когда ее оставили богатые клиенты, сорившие деньгами, она уже не могла вести ту же роскошную жизнь. Но она любила пустить пыль в глаза и не хотела, чтобы над ней смеялись те, кто знал ее в годы расцвета, вот и удрала в деревню, где ее никто не знал. Глупо! Впрочем, куда бы она делась от одинокой старости – содержанка!»

«Шикарная была гейша!» – так сказал отчим. Это случилось, когда бабушки уже не стало. Когда мне было шесть, она быстро и легко умерла от разрыва аорты или чего-то в этом духе. Посреди занятия она вдруг стала задыхаться, ее увезли в больницу на скорой, но спасти не смогли. Мать, ненавидевшая бабушку, даже тогда сказала, что ни за что не будет за ней ухаживать, но ей и не пришлось. После смерти бабушки осталось достаточно денег, чтобы хватило на похороны, вот тогда-то отчим и сказал, мол, противно считать такую своей родственницей. Это ж какой стыд – содержанка! Но при этом он с уважением говорил о ее образе жизни: мол, сумела сохранить образ известной гейши, женщины с хорошим характером и до самого конца жила с шиком. И это стоило ценить.

А для меня бабушка была просто-напросто добрым человеком с мягким смехом. Она не важничала, не кичилась роскошью, она была душевной и красивой, как горечавка, тихонько цветущая в углу сада. Бабушка, о которой говорили мать с отчимом, отличалась от той, какой ее знала я.