– Ну, уж про брата-пердуна его точно не спросят! – с отвращением говорил Каэнис.
– А почему бы и нет? – возражал Баркус. – Это же тоже исторический факт!
На удивление, самым способным учителем оказался Норта. Истории в его изложении выглядели чересчур примитивно, но зато запоминались с ходу. Норта обладал удивительной способностью заставлять Дентоса лучше запоминать услышанное. Вместо того чтобы просто рассказывать предания и заставлять Дентоса повторять их слово в слово, он прерывался, задавал вопросы, заставлял Дентоса задуматься над смыслом истории. Кроме того, он забывал о своей обычной язвительности и пренебрегал многочисленными возможностями посмеяться над невежеством своего ученика. Обычно Ваэлин всегда находил, за что осудить Норту, но тут он вынужден был признать, что Норта не менее всех остальных стремится сохранить целостность их группы. Жизнь в ордене и без того была тяжкой, а без друзей она бы сделалась и вовсе невыносимой. Но, хотя методы Норты оказались плодотворными, его выбор преданий был слишком узок. В то время как Баркус тяготел к юмору, а Каэнис любил нравоучительные истории, демонстрирующие величие Веры, Норта предпочитал трагическое. Он со смаком повествовал о поражениях ордена, о падении цитадели Улнар, о гибели великого Лесандера, которого многие считали лучшим из воинов, когда-либо служивших в ордене, павшего жертвой запретной любви к женщине, которая и предала его врагам. Историям Норты о горе и несчастьях, казалось, не будет конца. Некоторых из них Ваэлин даже не слышал, и время от времени он задавался вопросом, не выдумывает ли белокурый брат все это из головы.
Ваэлин, которому, помимо всего прочего, приходилось каждый вечер ходить на псарню, навещать Меченого, взял на себя задачу в конце каждой недели проверять, чему Дентос успел научиться за это время, все быстрее забрасывая его вопросами. Зачастую это занятие казалось безнадежным: Дентос делал успехи, но они пытались всего за несколько недель преодолеть годы, проведенные в блаженном неведении. Тем не менее ему все-таки удалось получить несколько наград от мастера Греалина, который не выразил особого изумления – разве что бровь приподнял.
Наступил месяц пренсур. Оставшееся им время ужалось до нескольких дней, и мастер Греалин известил их, что занятия окончены.
– Знание – это то, что создает нас, маленькие братья, – сказал он им. На этот раз он не улыбался и говорил абсолютно серьезно. – Именно оно делает нас теми, кто мы есть. То, что нам известно, влияет на все, что бы мы ни делали, на любое решение, которое мы принимаем. За эти несколько дней постарайтесь как следует подумать обо всем, что вы здесь узнали, и не только об именах и датах. Размышляйте о причинах, размышляйте о смысле услышанного. То, что я вам рассказывал, есть суть нашего ордена: то, что он значит, то, чем он занимается. Испытание знанием станет труднейшим для многих из вас. Никакое иное испытание не обнажает душу мальчика сильнее этого.
Он снова улыбнулся, но на этот раз серьезно, а потом расплылся в своей обычной веселой улыбке.
– Ну а теперь последние награды для моих маленьких воинов!
Он достал большой мешок сластей и пошел вдоль ряда, раздавая горсти конфет в их протянутые руки.
– Кушайте, маленькие мужчины! Жизнь брата не так уж сладка.
Греалин тяжело вздохнул, повернулся и убрел обратно в кладовую, тихо притворив за собой дверь.
– К чему это он? – вслух поинтересовался Норта.
– Брат Греалин вообще очень странный человек, – пожал плечами Каэнис. – Меняю медовый леденец на сладкий горошек!
Норта фыркнул.