Грудь тоже была хороша и простых человеческих слов восхищения здесь недостаточно, так как это надо было видеть.

Аппетитна во всех отношениях и положениях, только не все это понимали.

Ну вот, пожалуй, и весь краткий портрет героини, тем более что уже пора вернуться в настоящее время, в больницу.

Врачебный обход уже закончился, и Марина с нетерпением стала ждать разрешения медсестры на звонок не другу, конечно, а деткам. Прождав, как ей показалось, целую вечность, она вскочила с кровати и, накинув страшно-цветной халат, засеменила по коридору в поисках телефонной связи. Кое-как найдя сестринскую комнату, она спросила, сидящую там девицу, откуда можно позвонить. Та, набитым до невозможности чем-то ртом, изо всех сил постаралась было внятно объяснить, но после нескольких попыток, сдавшись обстоятельствам, махнула рукой куда-то неопределённо вдаль. Наконец, поиски Марины увенчались успехом и у стола охраны она выпросила телефон. Позвонив наследникам, каждому поочерёдно, она успокоила их и сказала, что скоро будет, поэтому к ней приезжать не нужно. На самом деле, когда отпустят её домой она и не знала точно.

Так и просидела вся в думах до больничного обеда. Поковырявшись в какой-то прозрачной похлёбке, громко названной рассольником, Марина решила слопать кусок хлеба, заедая его массой в панировке, отдалённо напоминавшей котлету, и то только благодаря знакомой форме. Запив это чем-то подслащенным в стакане, Марина побрела вся в сомнениях и мысленных муках в палату. И тут, как черт из табакерки, на её пути возник светлый образ профессора Строкова Е.Е, того самого в затемнённых очках. Он обрадовано взмахнул руками и воскликнул укоризненно:

– Больная, где же Вас носит? Вы мне очень нужны!– и усилием своих цепких рук запихнул её в ближайший кабинет.

Профессор плотно закрыл за Мариной дверь. Он постоял у двери, как бы прислушиваясь, и затем приглушённым голосом сказал:

–У Вас, дорогая моя, как-то не очень хорошо с сосудами в голове и вообще,– тут он повертел пальцем у своего виска, подошел к столу и в отрешенной задумчивости сел. Помолчав несколько секунд, сказал почему-то грустно:

–Вам надо подлечиться. Поэтому я назначил лечение и через пару дней, я думаю не больше, выпишем Вас. Надеюсь, всё будет нормально, но доводить себя до такого состояния, в котором Вы поступили к нам, категорически нельзя.

Говоря эти слова, он состроил презрительную гримасу и как-то очень подозрительно поглядел на Маринку. При этом его руки что-то нервно искали под крышкой стола. Сказав всё это, он вдруг замер. Его щупальца что-то, наконец, нашли. Он юркнул под стол, и оттуда, сдавленным голосом, приказал больной возвращаться в палату.

И вот тут-то всё и началось. Какие-то баночки для анализов, капельницы, уколы, таблетки и микстуры, заглядывания в нос, рот и прочие отверстия, благо их не так много. Разглядывания белков честных глаз, постукивания по телу и ногам, присоски и примочки к голове и груди. За всю свою тихую жизнь Марина не испытывала такого жуткого интереса к своей скромной персоне. Единственным большим и сильным желанием было скорее дёрнуть отсюда к себе домой на свой любимый диван, к вышиванию крестиком. Именно, вышивание крестиком. Рекомендуется всем. Это действенная релаксация. Упражнения в подсчете клеток на ткани и протыкание ее иглой очень успокаивало эмоциональную натуру Марины. А так как эмоций в бурлящем её мозгу было предостаточно, то и вышивание продвигалось довольно успешно. Было вышито много разного. Поначалу все работы вставлялись в деревянные рамки и ими украшались стены квартиры. Затем это стало как спорт, появился азарт. В конце концов, работ стало достаточно много и они все просто складывались, как говорится, до лучших времен.