Я не могла уснуть, думая об этой паре престарелых… Уже все слова, точно-описывающие их, исчерпала.

Я злюсь до сих пор, стоя в ванной, и понимаю, что Ваня не виноват. Поэтому опускаю плечи смотря на него в отражении зеркала и поворачиваюсь, задать уточняющие вопросы.

- Какого рода вечеринка, Вань?

- Те, на которых все напиваются и творят что хотят.

- Боже, ты же шутишь?

Он ступает ко мне и подхватывает под бедра, делая шаг в сторону душа.

- Нет. Мы напьемся пива и станем творить непотребные вещи на втором этаже прекрасного отцовского дома, оставив народ внизу.

- Поверить не могу, что ты это организовал. Твоя мать в курсе?

- Я сказал, что мы с тобой планируем прием.

- Боже, ты не мог этого сделать. Прошу, скажи, что это неправда. Когда она узнает…

- Если, ты хотела сказать. Просто ты не знаешь, как работает клининговая служба, если им приплатить.

Деньги. Все решают они.

Я закатываю глаза, когда он целует меня в шею, и ощущаю, как на мой лоб попадают теплые капли воды, прежде чем обрушивается весь поток.

- Итак, твой вердикт? – кручусь перед Ваней спустя три часа в коротком голубом платье, босоножках на высоком каблуке и волосами, спадающими мне на спину.

- Черт, а ты горячая штучка, Евгения Сазонова, - кружит меня вокруг моей оси танцуя.

- Ммм, лучший комплимент, - целую его в губы и, взяв сумочку, жду, когда найдет свои ключи.

- Серьезно, я ненавижу то, что они всегда теряются.

- Вань, я купила красивую ключницу в форме капли серой, которую расположила на комоде в прихожей.

- Сомневаюсь, что я воспользовался ей.

- Тогда пошли в гостиную.

Это становится смешным. Каждый раз он их теряет. Пусть наша квартира огромная, но потерять ключи, перемещаясь лишь от входа до спальни? Только он может это сделать.

- Я чертовски уверен, что не клал их на журнальный стол, - забирает связку из моих рук и пробормотав еще что-то под нос идут дальше.

- Я ничего тебе не сказала, поехали, - иду позади посмеиваясь.

Мы спускаемся на парковку. Садимся в его любимую машину, название которой я даже не пыталась запоминать и уезжаем в загородный дом его родителей.

Мне уже стыдно перед Ольгой Федоровной за то, что еще даже не произошло, но уверена, что Ваня обо всем позаботится.

Мой телефон вибрирует. Я отвечаю на некоторые письма, связанные с фондом, в котором я рада «жить». Это не просто работа. Это действительно жизнь.

Никто не может прийти туда, оставляя дома сердце. Наша работа сложна и неоценима. Потому что никто и никогда не сможет оценить жизнь ребенка или нуждающегося человека в шансе на годы без болезни и боли. На будущее… Это сложно. Но я справляюсь. Потому что порой, все выше пронесенное в моей голове приходится перечеркнуть.

Цена есть. Иногда это сотни тысяч, иногда десятки или миллионы.

Да, мы не можем помочь всем. К сожалению, это просто невозможно. Будь проклята система, и все эти бюрократические заморочки. Будь прокляты деньги, которые встают на пути этих малышей. И будь прокляты все те болезни, которые отравляют жизнь ни в чем не повинным людям.

Это жестоко. И это убивает каждый раз, когда ты не успеваешь, как бы ни старалась.

Оставляю мысли о работе и улыбаясь принимаю руку Вани, который уже открыл мне дверь машины, как настоящий джентльмен.

Мы входим в дом, где уже полным ходом идет приготовление к вечеру.

- Ты нанял персонал?

- Должен же кто-то приносить мне новое пиво.

- Пиво?

- Я не притронусь к чему-то другому.

- Ты прелесть, - притягиваю его лицо и чмокаю в губы.

- У нас осталось полчаса. Можешь пока проверить, все ли идет как надо, я сейчас.

- Хорошо. Только не теряйся.

- Ни в коем случае, скоро все придут.