Егор не помнил его имени – слишком много было с вечера ротозеев.

Размял культю, проверил синтетическую манжету, услышав:

– Мы вчера познакомились, просто напомню – Виктор. Песков, можно просто – Песок, – протянул он из-под одеяла руку. – Помощь нужна?

Егор протянул в ответ – проверить рукопожатие.

Песков, с недоверием и настороженностью собаки, которую кормят чужие руки, пожал стальную кисть протеза.

– Я помню, – соврал Егор. – Меня – Егор. Спасибо, помощь не требуется.

– Блин, как у Терминатора! – не мог смолчать Виктор. – Чего поднялся так рано? – вдруг посыпалось из его прокисшего рта. – А это, что за клюшка? – кивнул он на карбоновый протез.

– Сменная нога. Для другого случая, – пояснил Егор, осознавая, что не настроен вдаваться в детали, не потому что собеседник был ему незнаком или неприятен, а потому что день, из-за предстоящей встречи с комбатом, обещал быть трудней, чем вчерашний. И зверски хотелось чего–нибудь съесть; но, ничего съестного у Егора не осталось, а голод разговорами было не унять.

Виктор завороженно разглядывал ногу–протез и смущался своего вида куда больше Егора всякий раз, едва встречался с ним взглядом. Егор к своей ноге давно привык; а Виктор – очевидно, видел протез впервые.

– Удобный? – снова спросил он.

– Родная нога была удобней.

– Протез – просто огонь! Никогда таких не встречал… – признался Песков. – Импортный?

– Американский.

Подперев голову рукой, Песков многозначительно замолк будто пытался припомнить и не вспомнил – где на воображаемом глобусе находится Америка. С любопытством следя за манипуляциями Егора и его железной руки, наконец, сказал:

– Вот они стоят, наверное?

– Как хорошая немецкая иномарка, – неконкретно ответил Егор.

– Забавно: протезы – американские, а стоят – как немецкие?

– Цифр не знаю – протезы достались в подарок… Но обслуживание сумасшедших денег стоит.

– Нихуяси, кто ж такие подарки делает? Мне б так!

– Американские коллеги… – сказал Егор, и добавил. – Лучше – жить без подобных презентов!

– Хочешь горячего чаю? – неожиданно предложил Песков, окончательно пробудившись и усевшись на скрипучей кровати, как птица на жердь.

– Есть чайник?

– Термос. – Уточнил Песков. – Организм я – молодой, встаю по ночам, пожрать… – объяснил он. – Дома так делал. Пожрать, конечно, нету… Но, тут – и кипятку будешь рад!

Соглашаясь, Егор кивнул.

– Я – из Воронежа. А ты? – получил Егор в руки чашку вместе с вопросом.

– Москва.

– Никогда не слыхал… А где это? – неожиданно признался Виктор, казалось, искренне, но тут же расплылся в дружеской улыбке. – Шутка такая!

– Егор улыбнулся сквозь парящую чашку.

– Я здесь уже третьи сутки. Думал, день–два и сменим локацию. Ни шиша! Смерть, как надоело ждать – пора бы на передовую!

– А лет тебе сколько? – спросил наконец Егор.

– Двадцать три… – подул в свою Песков. – А что? А тебе?

Егор внезапно осознал, что новый сосед, несмотря на располагающую отзывчивость и доброжелательность, с утра слегка казался навязчивым, и уже изрядно утомил. А может, препятствием была непреодолимая пропасть, на дне которой лежала разбитая вдребезги опытность жизни Егора и разочарование в ней, и чрезмерная разница в возрасте.

– Тридцать шесть, – хмуро признался Егор, на мгновение ощутив себя сначала сильно старым, затем – в возрасте Песка, припомнив, что в свои двадцать три тоже оказался на войне, также пил чай, курил под дырявый свод ротной палатки, бесстыдно мог заговорить с едва знакомым человеком, без сожалений дубасил солдат, и даже, как будто ощутил ещё не ампутированные руку и ногу. Неожиданно подумал о Кате. Представил как за это время подрос сын и постарели родители. Почувствовал, как неприятная тоска защемила что–то в груди. И также быстро, за миг, осознал горечь всего происходящего с ним сейчас. Так и застыл, ссутулившись, на кровати с остывающим кипятком в бесчувственной руке.