– Может, для кого и ценное, но это просто деревянная палочка. Может, для кого и не ценное, но иные готовы жизнь за нее отдать!

Старик налил Фан Ло еще чая, поднес ей тарелку риса. Он не был таким разговорчивым, как другие жители городка, и просто отвечал на вопросы, когда его спрашивали.

За окном виднелись величественные горные массивы, сквозь них через ущелья проталкивалась бурная река. Горы таинственно молчали. Что же таится в их глубине? Поколения сменяют поколения, исчезают без следа – что они приносят, что забирают с собой? Кто даст ответ?

– Далеко ли отсюда до Лунчуаньхэ? – тихо спросила Фан Ло.

Старик бросил на нее быстрый взгляд.

– Вы хотите туда поехать? Вряд ли вам там обрадуются.

И неожиданно добавил:

– Я раньше к Ша Лу чуть не как к сыну относился, но шесть лет назад он со мной разругался.

– Как? – удивилась Фан Ло. – Но те песни, которые вы записали… Разве их не Ша Лу поет?

– Нет, не он, это я много-много лет тому назад записывал его отца. Вот кто настоящий наставник и знаток этих песен!

Тон у старика стал каким-то подавленным:

– Ша Лу совсем такой, как его отец. Немного странный, вроде и хороший, если так посмотреть, но как шлея под хвост попадет, ничем из него дурь не выбьешь. Мы уже несколько лет не общаемся, я о нем только от других узнаю.

Тут Фан Ло поняла, почему в эти дни ей казалось, будто песни Ша Лу в записи звучат не совсем так, как в Пекине. Голос был более хриплым, но и более мелодичным. Она даже подумала, что это из-за звукозаписывающего оборудования. И тогда она сказала:

– Наставник, спасибо, что столько всего рассказали мне о Ша Лу. Но я вас еще кое о чем попрошу.

Старик бросил на нее настороженный взгляд.

– Я слышала, – продолжала Фан Ло, – что у вас тоже есть песенные палочки. Можно на них посмотреть?

Старик с явным нежеланием ответил:

– Есть, и давно, но уже много лет они заперты в сундуке, и открыть их я велел только после моей смерти.

С этими словами он поднялся и захромал прочь, всё еще держа в руках чайник. Фан Ло продолжала сидеть у окна. Она пила чай, глоток за глотком, и спокойно ждала, оставаясь совершенно неподвижной. Когда старик вернулся, она снова окликнула его:

– Наставник, скажите, а как местное правительство относится к вашим «Сборникам народных песен»? Наш телеканал может организовать их распространение.

Старик снова вздохнул и пригласил ее пройти с ним на верхний этаж.

Они очутились перед дверью, которая вела в маленькую комнатку. Внутри рядком стояли большие сундуки; старик открыл один из них и извлек из его недр деревянный ящичек, источавший запах сандала. На ящичке висел замок – старик аккуратно открыл его ключиком, который носил при себе. Фан Ло присмотрелась: там лежали две деревянные палочки желтовато-бурого цвета длиной около одного чи[13]. На них были выгравированы линии разной глубины, которые складывались в узоры.

– Это и есть песенные палочки? – спросила Фан Ло.

Старик затаил дыхание, будто боялся к ним прикоснуться и нарушить их покой.

– Верно.

Он осторожно вытащил их из ящичка и сказал:

– Эта палочка использовалась при маньчжурском императоре Юнчжэне[14], во дворце правителя местных малых народностей, а вот эта, из розового дерева, досталась нам от предводителя мяо[15].

– Можно потрогать? – попросила Фан Ло.

Старик передал ей палочки. Девушка бережно взяла их в руки. Под ее пальцами лежали твердые изломы неровных узоров. А старик в это время рассказывал о том, что с древних времен Три ущелья славились песнями и танцами, в которых до сих пор искусны и потомки жителей древнего царства Ба[16], и люди из племен мяо. Особенной пышностью отличаются их праздники, свадьбы и траурные церемонии, когда песни льются подобно весенней реке, поются и поются без конца. Запевала обычно держит в руке песенные палочки. Выгравированные на них узоры, местами более глубокие, местами менее, – это способ записи слов. Исполнитель может всю свою жизнь усердно вырезать такие орнаменты. Стоит ему только прикоснуться к палочке, и он вспомнит волшебные строчки.